— То, что вы говорите, болтовня интеллектуала.
— Кроме того, фейсбук — это позавчерашний день, — строптиво добавил Фред. — Вы думаете, я разбил свой компьютер ради удовольствия? Я презираю эту жалкую эрзац-жизнь! И пока я произносил эту фразу, ваша эта штука уже пропищала пять раз, дюдль-дидум, и вы пропустили три звонка, или постинга, или эсэмэс, или мейла, или чего там еще! Постоянно что-нибудь пропускаешь!
Фред налил себе следующий стакан и закурил сигарету, яростно в нее всасываясь. Сюзанна вздохнула. Раньше ей было куда приятнее с этим автором.
— Альфред, вы напиваетесь каждый день, совсем не работаете и больше не выходите из квартиры. Вы считаете, что это очень круто? Или, по вашему мнению, это и есть настоящая жизнь, в отличие от эрзац-жизни? Вы не отваживаетесь даже выйти на улицу. Вы боитесь!
— Что?
— У вас состояние страха. Панические атаки. У вас перегорели пробки. И вы близки к тому, чтобы скатиться в жуткую депрессию, если хотите знать мое мнение.
— Вы это изучали?
— У меня есть опыт.
— Меня никогда не интересовала эта психочепуха. Выкарабкаюсь сам. Если захочу.
— А можно мне тоже стакан вина? Вторую бутылку вы выпили почти в одиночку.
— Звиняйте, — буркнул Фред и поровну разлил остатки из бутылки в оба стакана.
— Вы же как-никак мастер неожиданностей! Нового, свежего. — Сюзанна пыталась казаться увлеченной. — У вас еще ни разу не было ни одной строчки, которая содержала бы хоть малейшую банальность или клише. А теперь что? Писатель в творческом кризисе в неприбранной квартире! Не слишком ли много в этом банальности и клише — не позорно ли для вас?
Тест, подумала Сюзанна. Маленькая атака лести. Пряник.
Однако Альфред Фирнайс не выказал даже намека на улыбку. Вместо этого он с величайшей убежденностью заявил:
— Клише не клише, но то, что я пишу, — мусор, это факт.
Сюзанна застонала и нервно отодвинула от себя подальше ростки сои.
— Час от часу не легче. И я здесь ни при чем.
— Тут вы правы, — поспешно подтвердил Фред. — В вашем сочувствии я не нуждаюсь.
— Я вам и не сочувствую. Я ваша издательница и хотела бы издать новую книгу.
— Вы так много говорите! И так громко! Я уже знаю, вы живете на Пренцлауэр-Берг, там все немного шумноваты и немного поверхностны, но не перебарщиваете ли вы чуток?
— Я считаю, это вы перебарщиваете, Альфред. Тем более что вы живете в местности, которая давно затоплена латте мокиато.
Она попала в точку. Тем более что Фред уже давно подумывал, не переехать ли ему в Нойкёльн, от чего его удерживала главным образом мысль о трудоемкости переезда.
— Это центровые жители так повлияли на вас, — сказал он, чтобы снова перейти в наступление. — Деньги. Вы хотите делать со мной деньги.
— Да. И деньги тоже! И знаете, почему? Ваш успех нас едва не погубил. Может быть, сейчас это звучит глупо, но нам пришлось одновременно вносить налоговые предоплаты и доплаты! А ведь там не знают пощады. Эта участь, кстати, вас тоже коснется.
— Я австриец.
— Это вам не поможет. Вам понадобятся деньги!
— Я буду делать что-нибудь другое. Что-нибудь, наверняка не связанное с письмом.
— О, боже, вы опять за свое!
— Нет. Я с этим покончил. Окончательно. Дюдль-дидум. Вот, опять вы что-то пропустили. В вашей эрзац-жизни.
Сюзанна сунула телефон в сумку. Лучше всего было бы сейчас уйти, но, во-первых, она была выносливая, а во-вторых, к сожалению, это соответствовало правде: ей в самом деле нужен был бестселлер, чтобы оздоровить издательство «С. Бекман». А единственным популярным автором в ее конюшне был как раз Альфред Фирнайс. Как нарочно, поэт. Хоть плачь.
— Альфред. То, что произошло с нами обоими, было чудом. Вы это знаете. Это практически невозможно — продать томик стихов тиражом больше пятисот экземпляров. А у вас две книги, и каждой продано больше чем по сто пятьдесят тысяч, а с мягкой обложкой и с переводами вообще почти полмиллиона. Господин Фирнайс! Это подарок небес! Чудо! Не разбрасывайтесь этим!
— Чудо нельзя повторить.
— Вы его уже повторили. И я убеждена, что это удастся еще раз.