Зверея от запаха её влажного желания, от испарины на коже, от конвульсивно вздрагивающих мышц…
Она изгибалась в моих руках, податливая и мягкая, сладкая и сочная. Тянула меня на себя, хаотично водила руками, покусывала и облизывала все, до чего доставала… Пару раз возникло ощущение, что делает она это неумело, будто ей непривычно быть рядом с мужчиной, обхватывать его ногами, выгибаться под ним…
И тут же пропадало.
Потому что накрывало такой волной похоти, что яйца едва не разрывало от наполненности…
Спустя мгновение или вечность я добрался все-таки до средоточия её желания и поглотил губами промежность, скользнул языком, восторгом обладания, выпивая сладкий нектар, вылизывая каждую складочку, урча как зверь от её вкуса и гладкости… и сам едва не кончил, когда она закричала и затряслась, поднимая бедра, вжимая мою голову в себя, проклиная и умоляя о чем-то…
А потом приподнялся на руках и посмотрел на ошеломленное лицо девушки. Аррина вдруг покраснела и прикрыла веками затуманенные удовольствием карие глаза.
— Посмотри на меня, — прошептал я, то ли требуя, то ли уговаривая. — Я хочу, чтобы ты точно знала, кто с тобой…
Вздрогнула. Распахнула веки и впилась в меня почти злым взглядом.
А я уже сжал член у основания и прикоснулся головкой к её пульсирующему лону. Захрипел, когда проник немного, осознавая, насколько она тесная.
«Моя», — подумал с восторгом и вошел, желая проникнуть до самого конца, присвоить эту женщину полностью…
И замер, вскинув голову, чувствуя, как глаза расширяются от шока… Потому что даже сквозь туман похоти понял, что преодолел преграду, что Аррина сжалась на несколько мгновений и вскрикнула, её тело застыло, а руки, до того цеплявшиеся за мои плечи, бессильно упали рядом…
Звезды, что я наделал?!
— Я… — попытался проглотить комок в горле. И вздрогнул под её удивительным взглядом, в котором смешались пережитая боль, печаль и еще что-то непонятное…
— Ты облажался, истукан, — без улыбки усмехнулась девушка. — Но по меньшей мере стоит закончить начатое…
И она смело двинула бедрами, насаживая себя до конца.
Я же некоторое время не мог шевелиться, потрясенный тем, что произошло, придавленный чувством вины и злости. На себя, на нее, на эту бездну, что поглотила меня без остатка…
Но не смог удержаться. Не смог отстраниться.
Слишком сладко, жарко и шокирующе прекрасно оказалось это слияние…
И когда она обхватила мою шею и переплела ноги на спине, выдохнул её имя с просьбой о прощении и принялся двигаться, все глубже, быстрее, пронзительней, не оставив себе возможности остановиться или вздохнуть, вминая её в себя, желая раствориться самому…
И с громким стоном кончил, чувствуя, как снова сокращаются тугие мышцы вокруг члена, как стерва кричит и глушит свой крик, вцепившись зубами в мое плечо, как нас потряхивает от удовольствия в синхронном ритме…
Я падаю — хотя куда уже дальше — и в последний момент поворачиваюсь набок, прижимая ее к себе и скользя пальцами по мокрой от пота спине…Но вскоре Аррина отстраняется, откатывается в сторону и встает.
Я тоже поднялся и сел, сумев прошептать лишь: «Прости меня». Горло сдавило спазмом… Мне хотелось умолять её о прощении за собственные слова, намеки, оскорбления и действия. Но меня никто не хотел слушать.
Аррина взяла в распределителе, который был во всех залах для борьбы, влажную ткань, с брезгливым выражением лица обтерлась, а потом бросила ту в утилизатор, натянула комбинезон и молча пошла к выходу.
Этого я уже не выдержал.
— Подожди! — подлетел к ней. — Я должен объяснить… я виноват, но ты ведь тоже ни словом… Аррина! — прорычал.
Ноль внимания. Приложила ладонь к открывающей панели и только потом соизволила повернуть голову.
В безмятежном взгляде ничего нельзяпрочесть… Зато в её словах содержалось очень много.
— Мне не нужны твои объяснения. И я надеюсь ты… наелся. Так что не вздумай подходить ко мне или показывать, что мы с тобой вообще знакомы — не хочу портить свою репутацию общением с таким придурком.
Окатила меня презрением и ушла…
А я… Ошеломленно остался стоять, не обращая внимания ни на то, что голый, ни на то, что не дышу.
Что было потом я вспоминать не любил.
Никогда не чувствовал себя таким дерьмом… Пусть и не каждый поступок в моей жизни был благороден, но произошедшее… разрывало в клочья. И не потому, что я хотел казаться и быть лучше. А потому что я обидел того, кто оказался мне… дорог. Очень.
Но первое время я даже с определенным смирением принимал ту черноту, что заливала мою душу и пытала тело. Стражи верили в плату обстоятельствами. И в качестве таковой я согласился принять от судьбы одиночество.