Наблюдая за этим действом, я буквально скрипел зубами, испытывая самую адскую ревность! Меня всегда очень возбуждала порнография — порой даже больше, чем натура, — однако видеть своими глазами то, чем занималась твоя женщина до тебя, оказалось поистине дьявольским испытанием. Наконец, когда мне окончательно стало невмоготу, я выключил телевизор и, заранее раздевшись догола, решительно направился в спальню.
Катюха уже спала, но я силой растолкал ее, после чего, невзирая на жалобные просьбы: «Я спать хочу», «Давай лучше завтра», «Ну отстань от меня, ну, пожалуйста», — долго и жестоко насиловал, как это пишется в милицейских протоколах: «в обычной и извращенной форме».
— Да что это с тобой такое? — окончательно проснувшись, удивилась она, когда я, наконец, успокоился — сначала основательно забрызгав собственной спермой, а потом вытерев ее мокрой губкой. — И почему так грубо?
Я промолчал, поскольку в тот момент и сам не мог ей этого объяснить. Пожалуй, именно в этот день коварная змея ревности заползла и надолго поселилась в моем сердце…
Три анекдота
(последняя неделя ноября)
На этой неделе не произошло ничего выдающегося, за исключением трех анекдотов, случившихся с моими знакомыми персонажами. Первый анекдот касался Семена Исааковича Вайнера, который получил на реализацию партию африканских ритуальных масок, имевших один хитроумный секрет. Эти маски были сделаны из специальной резины и напичканы электроникой, благодаря чему периодически могли менять выражение лиц и глаз. Я даже не представляю себе, кому можно было делать подобные подарки — врагу или другу! Ведь если человека заранее не предупредить, то недолго и рехнуться или поверить в мистику, если висящая у тебя на стене маска каждый день будет смотреть в разные стороны, да еще ухмыляться по-иному.
Вайнер с пониманием выслушал мои сомнения, после чего распорядился повесить объявление: «Данные маски продаются только лицам со здоровой нервной системой». А оказался я в его магазине потому, что Семен Исаакович решил организовать в торговом зале эффектную рекламную акцию, для чего ему потребовались две африканские красотки. Он, естественно, обратился ко мне, а уже я, в свою очередь, перезвонил Патрику из Университета дружбы народов. После этого мы вчетвером — я. Патрик и две фигуристые африканки — нагрянули в магазин «Смешные сюрпризы».
Самое забавное, что темнокожий Патрик так понравился Семену Исааковичу, что этот немолодой и отнюдь не сентиментальный еврей отозвал меня в сторону и со вздохом признался в том, что:
— …Глядя на этого юношу, поневоле задумаешься: ах, как было бы славно к своим пятидесяти годам заиметь вот такого наследника — остроумного, ловкого, обаятельного и — непременно! — немного плутоватого.
— Так усыновите Патрика! — в шутку посоветовал я, на что Вайнер укоризненно покачал головой.
— Вы молоды, Сережа, а потому еще не перешли от того возраста, когда высшей ценностью являются женщины, к тому возрасту, когда таковой ценностью становятся дети как единственное спасение от жуткого призрака надвигающегося старческого одиночества. А этот переход случается очень незаметно, смею вас уверить!
— Неужели вы тоже начали бояться старости? — удивился я, тем более что Вайнер, по словам приезжавших к нему девчонок, отличался отменным сексуальным аппетитом.
— А как вы думали? — вздохнул он. — Старость начинается не с болей в сердце, седины или морщин, она начинается с боязни иметь дело с молодостью. Именно поэтому я в свое время отказался стать совладельцем вашей фирмы.
— Кажется, Семен Исаакович, вы всерьез начали комплексовать по поводу своего возраста. Не рановато ли, в пятьдесят-то лет?
— Что делать! Одни люди комплексуют по поводу отсутствия «Мерседеса», другие — по поводу нерешенности вечной проблемы того, имеются ли хоть какие-то формы посмертного существования, — но кто из них более несчастен? Кроме того, все мы чего-то в этой жизни боимся… Любовник боится стать импотентом, творческий человек опасается утраты вдохновения, политик — утраты влияния, и лишь истинный философ ничего не боится, ибо давным-давно сказано: «Суета сует, все суета…»
— Так станьте философом!
— Я пытаюсь, но текучка заедает… Зато я недавно прочел одно прелестное, как нельзя более подходящее стихотворение: