Комната с зеленой краской на стенах, двумя пустыми койками, тумбами и эмалированным умывальником, закрепленным надежными болтами на голубой плитке, подсказывали, что в больничной палате. На это указывал и катетер в руке. Агата еще раз осмотрелась и пошевелила ногами, удивляясь тяжести одеяла, какие часто раздают в поездах. Толстое шерстяное было заправлено в серый пододеяльник с квадратным вырезом посредине, хрустело крахмалом и пахло отбеливателем. Она поискала воспоминания, которые помогли бы определить, сколько тут провела времени. Если ориентироваться по засохшему букету, то вероятно недели…
За дверью раздались звуки шагов, и в палату вошел молодой мужчина в застегнутом халате. Он автоматически повернул голову направо в сторону окна, и лишь потом посмотрел на девушку улыбнувшись. Его светлые глаза тепло засияли, что показалось удивительным, потому что в контрасте с рыжими усами щеткой и большим загоревшим крючковатым носом, глаза выглядели обесцвеченными, выгоревшими, как и все тут в больнице (то ли от времени, то ли от трудностей). В руках он держал карту и ручку, а стетоскоп совершенно однозначно позволял идентифицировать его в качестве врача.
— очнулись? и в сознании, замечательно — сказал доктор и присел к Агате на кровать. Девушка задумалась, разбирая значения его слов.
И правда, в первый раз при пробуждении ее голова дернулась будто воздушный шарик от порыва ветра. Тяжелая и неуправляемая не находила опоры или удерживающих ее мышц. Следом вырвало, горечь обожгла небо. Во второй раз рвота не металась фонтаном по стенам и ночной сорочке. Кто-то заботливо уложил ее на бок и придерживал, когда она кашляла и плакала, словно внутренности собрались выбраться наружу. Потом она думала, что снимают кожу, но это была лишь мокрая и пропитанная желчью одноразовая ночнушка. Сильные руки обтерли и заботливо переодели в мягкое. И внезапно укусила оса, так показалось. Резкая боль в плече после теплой ласки новой одежды возмутила ее, но во всем теле наступило умиротворение. Сердце сонно застучало в привычном ритме, грудь задышала на полную, вернулись привычные ощущения рук, ног, а живот и спина расслабились. Долгий темный без сновидений покой окутал ее.
— Как самочувствие? — спросил улыбчивый доктор и взял за запястье посчитать пульс, а другой показал жестом оголить живот для проверки. Агата послушно все выполнила.
— Нормально. а…?
— Расслабь живот, не могу так прощупать, ну силачка — Агата попыталась, но врач был недоволен. Он, не отрывая рук от живота, посмотрел на девушку и сказал:
— У тебя красивая грудь.
— Что!?
— Отлично, вот теперь расслабила. Ох, и пресс. Давай опять попробуем…хорошо. Болит?
— Да. — прошептала Агата.
Врач закончил осмотр и уткнулся в карту, быстро что-то записывая. Девушка терпеливо ждала возможности задать вопрос.
— давай договоримся сразу, — врач продолжал писать. — вопросы задашь потом, хотя бы когда сможешь сама вставать. Не думаю, что твой организм выдержит истерику.
— истерику? — повторила Агата. — но поч…
— главное, что мы тебя откачали после отравления. А с остальным разберешься. Сейчас позову медсестру, поможет тебе? — быстрый взгляд на лицо девушки — если хочешь в туалет сходить и поесть немного. Потом тебе поставят капельницу. Старайся после нее как можно больше спать.
— но почему…отравление, я что-то съела не то?
— нет. не съела. поговорим об этом после, пока будем радоваться, что ты пришла в себя.
— моя бабушка… — Агата попробовала спросить, но и тут неудача.
— она приезжала. — в светло серых глазах мелькнуло сожаление, но мужчина мгновенно собрался и встал с улыбкой.
— поправляйся.
— спасибо — прошептала Агата, совершенно ничего не понимая.
Медсестра не пришла сразу, поэтому Агата не дожидалась, а медленно перетекла на пол. С четверенек поднялась на дрожащих ногах и по стенке прошла в коридорчик. Ванная комната удивлений не принесла — стандартная песочная плитка советских времен, чистый снаружи, но ржавый в сливе унитаз, и серый рулон бумаги.
В палатной тумбочке у кровати Агата поискала зубную щетку и пасту, но никаких вещей не было. Умылась просто водой. Когда пришла медсестра, то и она отказалась что-либо пояснять, помогла поесть, гладила по плечу, и грусть в ее глазах не уходила. Словно перед ней бездомный питомец, которого скоро придется выставлять из подъезда и закрывать теплую дверь “что с ней будет?”.