Выбрать главу

Тут в дверях появилась Кармен.

— Милый, я жду, — с укоризной сказала она. — Мы даром тратим прекрасный вечер.

Волосы Кармен блестели как черный шелк, ярко-розовое платье выгодно оттеняло загар. Чтобы побороть внезапное чувство горечи, Джейн с наслаждением представила ее лысой, с выбитыми передними зубами, в лохмотьях … и повела детей к дверям. Мария все еще всхлипывала, а Себастьян горячо протестовал.

Напоследок она услышала слова Энрико:

— Прости, моя дорогая. Обещаю оставшиеся часы посвятить только тебе. Не говоря об остатке жизни, устало подумала Джейн, когда они с детьми молча брели к флигелю. Если граф решил связаться с этой избалованной, корыстной дамой, то говорить больше не о чем.

— Почему ты плачешь? — спросил Себастьян.

— Я не плачу, — часто моргая, солгала Джейн.

— Теперь дядя Энрико не возьмет нас на пикник, — хмуро заявил мальчик. — А я хорошо себя вел. Это все Мария.

Джейн вздохнула.

— Это нечестно и несправедливо, — строго сказала она. — Тебе понравилось бы, если бы бабушка выкинула купленный тобой подарок?

— Она бы этого не сделала, — не раздумывая ответил Себастьян.

Еще бы, ты ее любимчик, подумала Джейн. Не то что шмыгающая носом беспризорница, которая идет с другой стороны…

Хуанита, вздыхая и сочувствующе поглядывая на них, принесла еду. Джейн сумела уговорить Марию немного поесть, а потом заинтересовала детей переводными картинками. Незаметно подошло время сна. Мария уснула сразу же, только ее голова коснулась подушки.

Сама же Джейн не находила себе места. Она вымыла тарелки, поставила их на поднос, убрала краски, карандаши, альбомы и села раскладывать пасьянс, который никак не сходился. Все как в жизни, невесело подумала она, откладывая карты. Книга тоже не помогла отвлечься от тревожных мыслей.

Наконец она легла в постель, но сон не шел. Перед глазами стояли Энрико и Кармен, обедающие на освещенной луной террасе. Они интимно перешептываются, граф кладет ладонь на руку Кармен, их пальцы переплетаются…

— Черт бы все побрал! — Джейн злобно откинула простыню и села. — Плевать мне, что уже полночь! Пойду мыть голову.

Это было средство, к которому она прибегала в исключительных случаях. И сейчас сильная струя воды помогла ей успокоиться. Переодевшись в белую ночную рубашку, Джейн заглянула к детям, удостоверившись, что они спят, и босиком спустилась вниз по лестнице. Поставив кипятить воду для кофе, она открыла дверь и вышла во двор. Прикосновение холодных камней к босым ступням заставило ее поморщиться.

Ночь была душной, луна затянута легкой дымкой. Будет гроза, подумала Джейн, размотав свернутое тюрбаном полотенце и вытирая влажные волосы.

Внезапно что-то подсказало, что она не одна. И точно: тень в дальнем углу двора ожила, превратилась в высокого мужчину и двинулась к ней. Джейн хотела закричать, открыла рот, но поняла, что не может вымолвить ни звука.

Сердце пустилось вскачь, в ушах зазвенело, и тут она услышала тихий, безошибочно узнаваемый голос:

— Дженни…

— Энрико… О Господи! — Она с облегчением откинулась на спинку скамьи. — Это всего лишь вы.

— Я должен извиниться. — Граф сел на безопасном расстоянии. — Наверно, мне на роду написано пугать вас.

И злить, подумала Джейн. И сбивать с толку. И наполнять сердце безумной радостью.

— А не поздновато ли для беседы? — поинтересовалась она.

— Я не собирался надоедать вам. — В голосе Энрико слышалась легкая досада. — Я думал, что вы спите в такой час. Я… не мог уснуть и вышел прогуляться… чтобы в голове прояснилось.

— А я сушу волосы. — Проведя пальцами по спутавшимся, все еще влажным прядям, Джейн закинула их за плечи. И только когда Энрико шумно выдохнул и отвернулся, она поняла, что это движение четко обрисовало ее грудь под тонкой тканью.

— На… надеюсь, вы хорошо провели вечер, — пытаясь скрыть смущение, сказала Джейн.

— Я пришел сюда не для того, чтобы описывать светскую жизнь. — У Энрико приподнялись уголки рта, и Джейн пожалела, что не надела халат… а еще лучше броню от горла до лодыжек.

— Но раз уж мы здесь… — Она быстро вздохнула, пытаясь восстановить душевное равновесие. — Если вы хотите, чтобы я извинилась перед графиней, сеньор, то я не могу этого сделать. Я считаю, что ее обращение с Марией бесчестно.

— К счастью, скоро это не будет иметь для вас значения, — заметил граф.

— Но… вы ведь не считаете, что девочку нужно отправить в эту ужасную школу? — Джейн закусила губу.

— Что бы я ни считал, окончательное решение будут принимать Паула и Антонио. А Мария только вредит себе, воюя с бабкой… хотя та и провоцирует ее, — быстро добавил он, видя, что у его собеседницы дрогнули губы. — Если вы действительно хотите помочь ребенку, держите ее подальше от Монсерат. Моя мачеха очень мстительна.

— Наверно, худшее, что я могла сделать, это броситься на защиту Марии, — подавленно сказала Джейн.

— Несомненно. — Энрико коротко вздохнул. — Когда я просил вас присмотреть за детьми, мне и в голову не приходило, с какими трудностями и сложностями это будет связано.

— Иначе вы дважды подумали бы, прежде чем делать такое предложение, — тихо закончила она.

— Да, — неохотно признался граф. — Но в тот момент, Дженни, это казалось единственно возможным решением. Откуда мне было знать, что из этого получится?

— Вы не должны осуждать себя… В жизни не все складывается так, как нам хотелось бы. — Джейн встала и пошла к двери флигеля. — Спокойной ночи, сеньор.

— Постойте… Вы еще будете счастливы.

Когда я сумею забыть тебя, то заживу спокойно. Но не раньше. Потому что без тебя счастья нет. Словно мне показали рай, а потом отправили в чистилище. Но зато я знаю, что такое счастье. Многие ли могут похвастаться тем же? Оборвав внутренний монолог, Джейн улыбнулась Энрико и расправила плечи.

— Все будет в порядке. А сейчас вам пора. Уже поздно…

— Да, — сказал он. — Слишком поздно.

Джейн вошла в комнату, зная, что Энрико идет следом. Закрыв за собой дверь, он оперся о нее спиной, посмотрел женщине в глаза и тихо сказал:

— Вы бы знали, как я хочу вас, Дженни.

Джейн внимательно посмотрела на него.

В янтарных глазах легко читались тоска и боль, которые сделали ее слепой и глухой к доводам рассудка.

Внутренне трепеща, она решительно стала расстегивать крохотные пуговки на ночной рубашке. Когда было покончено с последней, она сбросила с себя одеяние, и оно легко соскользнуло к ее ногам. Свет лампы озарял ее тело, и в глазах Энрико вспыхнуло пламя, от которого у Джейн закружилась голова.

Сальвадоре стоял неподвижно, ухватившись за косяк, и только пульсировавшая на горле жилка выдавала владевшее им напряжение. Было видно, как желание боролось в нем с чувством ответственности.

Джейн тихо и умоляюще произнесла его имя.

Энрико едва заметно покачал головой и выдохнул:

— Не могу, моя дорогая. Я не могу целовать вас и прикасаться к вам. Потому что стоит мне это сделать, и я овладею вами, а мы оба знаем, что не должны этого делать. Ни сейчас. Ни потом. Могу обещать только одно — я никогда не забуду этот миг. И всегда буду благодарен за то, что вы позволили мне запечатлеть эту прекрасную картину в своей душе.

А потом он повернулся и ушел.

Какое-то время Джейн простояла неподвижно, затем нагнулась, подобрала с пола рубашку и накинула ее на себя.

— Я тоже запомню звук закрывшейся за тобой двери, — прошептала она. — И не забуду его до самой смерти.

Глава 12

Беспокойный сон Джейн прервал настойчивый стук дождевых капель. На мгновение ей показалось, что она забыла выключить душ, но стоило выбраться из постели и раскрыть ставни, как она увидела за окном сплошную завесу дождя. Луна ночью была в дымке, и эта примета не обманула.

Дети капризничали.

— Теперь пикника не будет, — проворчал Себастьян.

Найдя в углу старый черный зонтик, напоминавший ворону, Джейн повела детей на виллу завтракать и лишь на полдороге поняла, что сейчас встретится лицом к лицу с Энрико.