Скорик замигал – какой такой визит? Инженер и японец переглянулись, и Эраст Петрович сказал:
– Да, Сеня, да. Тебя спасло только то, что ты в тот же вечер переехал, не оставив адреса, а ещё через несколько часов мы забрали тебя к себе. На следующий день м-мадам Борисенко сообщила Масе, что ночью у тебя в комнате кто-то был. Вскрыл дверь, ничего не тронул и ушёл. Мы не стали тебе об этом говорить, потому что ты и без того был изрядно напуган.
Сенька подпёр кулаком подбородок – вроде как в задумчивости, а на самом деле, чтоб не стучали зубы. Матушка Пресвятая Богородица, лежать бы и ему прикрученным к кровати, как Ташка, если б остался тогда ночевать, решил бы, что утро вечера мудрёнее.
– С т-твоим исчезновением убийца на несколько дней потерял след. Но потом ты появился на Хитровке, и это сразу стало известно преступнику – не знаю, случайно или неслучайно. Откуда-то он узнал, что ты вошёл в Ерошенковскую ночлежку, и устроил засаду недалеко от выхода. Твоя неосторожность чуть не стоила тебе жизни. (Восьмой раз – щёлк.)
– Ништо, меня голыми руками не возьмёшь, – бодрясь, сказал Скорик. – Хотел он меня жизни лишить, да я скользкий, вывернулся, ещё палкой его огрел. Будет помнить.
– Если бы он хотел тебя убить, то убил бы. Сразу, – охолонил его инженер. – Он отлично умеет это делать – хоть ножом, хоть голыми руками. Нет, Сеня, ты был нужен ему живой. Он заставил бы тебя раскрыть местонахождение клада, а уже потом убил бы.
От этих слов Сенька снова подбородок подпёр, только уже не одним кулаком, а двумя.
– Потеряв твой след после убийства ювелира, убийца решил з-зайти с другой стороны. На Хитровке многие знали о твоей дружбе с мадемуазель Ташкой. Знал об этом и твой п-поклонник. (Девятый раз – щёлк.) Сначала он, видимо, пытался у неё что-то выведать, не прибегая к крайним мерам. Об этом она и шепнула тебе на ходу – хотела предупредить об опасности. Очевидно, преступник наведывался к ней и после неудачного нападения в подвале. Недаром Ташка выставила на окно нарциссы. Если я правильно помню, на языке цветов три белых нарцисса – это сигнал “беги-беги-беги”.
А ведь верно, вспомнил Скорик. Ташка же когда-то рассказывала и про белые нарциссы, и про то, что один сигнал, будучи повторенным, удваивает или утраивает силу послания, навроде восклицательного знака.
– В конце концов, – инженер посмотрел на чётки, но щёлкать больше не стал, – злодей решил взяться за девочку всерьёз.
– А она меня не выдала… – Сенька не сдержался, всхлипнул. – Да пропади он пропадом, этот клад! Лучше б Ташка сказала ему, что я обещался к ней придти – может, он бы тогда её не тронул. А я бы всё отдал, пускай он, падаль, подавится своим серебром! Это Князь, да? Или Очко? – смахнув рукавом слезы, спросил он. – Вы ведь, наверно, уже раздедуктировали?
– Нет, – разочаровал Сеньку господин Неймлес. – У меня недостаточно д-данных. Покойный каляка был слишком привержен к питию и, кажется, не умел держать язык за зубами. Раз о найденном кладе прослышали в шайке Князя, значит, могли знать и другие.
Потом наступило молчание. Скорик изо всех сил боролся с чувствительностью организма: с зубами, чтоб не клацали, с коленками, чтоб не дрожали, и со слезами, чтоб не текли. Эраст Петрович по своей дурацкой привычке ни с того ни с сего принялся марать бумагу. Обмакнул кисточку в тушечницу, намалевал на листке какую-то мудрёную загогулину. Маса внимательно следил за кисточкой. Покачал головой:
– Нехоросё.
– Сам вижу, – пробормотал инженер и закалякал снова, только быстрей. – А так?
– Ручше.
Нет, прямо малолетки какие-то, ей-богу! Тут такие дела, а они!
– Что вы хренью маетесь? – не выдержал Сенька. – Делать-то чего будем?
– Не “хренью маетесь”, а “занимаетесь ерундой”. Это раз. – Эраст Петрович склонил голову, любуясь своими каракулями. – Я не занимаюсь ерундой, а концентрирую мысль при помощи каллиграфии. Это два. Безупречно написанный иероглиф “справедливость” помог мне перейти от дедукции к п-проекции. Это три.
Скорик подумал и спросил:
– А?
Господин Неймлес вздохнул:
– Если ты чего-то недопонял или не расслышал, нужно говорить: “Простите, что?” Проекция в данном случае означает вывод аналитических умопостроений в п-практическую фазу. Итак. Благодаря твёрдости мадемуазель Ташки убийца остался ни с чем. Где и как тебя искать, ему неизвестно. Это с одной стороны хорошо, с другой стороны плохо.
– Чего ж плохого-то? – удивился Сенька.
– Преступник (предлагаю пока дать ему имя Кладоискатель) не может действовать, а стало быть, никак себя не проявит и ничем себя не выдаст. – Эраст Петрович оценивающе посмотрел на Скорика. – Можно, конечно, половить на живца, то есть нарочно подставить ему тебя, но слишком уж этот господин б-брутален. Ловля может выйти рискованной.