Сёма чуть не заплакал от боли, ущипнул изо всех сил Крольчатникова за могучую шею, но тот возопил, не раскрывая рта, утробно и грозно и окончательно стиснул челюсти.
У Сёмы в глазах зарябило, поплыло, тошнота подкатила к самому горлу. «Я умираю», — подумал Сема, выпуская врага и тяжело замирая.
Крольчатников мрачно встал, вытер рот пятерней и перешагнул через Сёмино поверженное тело. Его вдруг замутило от брезгливости и отвращения и, зажав рот, он кинулся в ванную.
Половина Сёминого лица была измазана кровью.
— Растерзал, изверг, убил, загрыз! — крикнула Маня под дверью ванной.
— Сёма, вы меня слышите? Очнитесь, Сёма! — умоляла Таня, тряся его за плечо и пытаясь пальцами открыть глаза.
— Папочка! — рыдал Лёва. — Папочку убили!
Сёма посмотрел на них, будто не узнавая, будто издалека.
— Где я? — слабым голосом спросил он.
— Вы у нас, — успокоила его Таня. — И вы — живы! Вот только рану я вам сейчас промою — и все!
Намочила вату водкой, вытерла щеку. Потом влила в рану йода. Прижала ватой, чтобы не растекался.
— Что там? — почти шепотом спросил Сёма.
— Пустяки, — улыбнулась она, — царапина.
Сёма привстал на локте, перевернулся на одно колено, потом подставил другое — встал, наконец. Прошел несколько шагов — голова кружилась. Что-то горячее, густое стекало со щеки на шею, забиралось под воротник…
Столкнулся в дверях ванной с Крольчатниковым, с ненавистью взглянул на него.
— Только, пожалуйста, не смотрите на себя в зеркало! — закричала Таня.
Как же, не смотрите! Посмотрел. Огромная кровоточащая рана. Рваная. Края неровные, кожа лохмотьями, мясо высовывается… И кровь, кровь!.. Пол-лица залито йодом.
— Царапина говорите? — вышел из ванной, оглядел присутствующих.
— Папа, папочка! — кинулся к нему Лёва. — Ты ранен!
— Вызывай скорую, Лёва. И милицию тоже. Пусть приедут — разберутся. За такие дела — сажать надо.
Мрачно прошествовал к дивану, держась рукою за щеку. Вата набухла от йода и крови.
— Я сейчас же отвезу вас в больницу, в травмопункт, — предложила Маня. — Но, возможно, в этом даже нет необходимости. Мы все продезинфицировали, сейчас пластырь наклеим, и вы будете еще красивее, чем раньше.
Сёма замахал руками, прижимая вату к щеке плечом:
— Мне швы надо накладывать! Шрам теперь на всю жизнь останется! Вызывай скорую, Лёва.
В Сёмином голосе звучала обида.
— А потом — сразу милицию.
— Благородный шрам, добытый в честном бою, при защите женщин! — Маня патетически протянула к Сёме выразительные руки. — Такой шрам — лучшее мужское украшение.
Подсела к Сёме на диван, погладила его по плечу:
— Зачем нам милиция, Сёма, правда?
— Такое должно быть уголовно наказуемо. По закону. А в больницу меня скорая доставит. Может, у него зубы инфицированные, может, он мне СПИД какой-нибудь в кровь занес, кто знает! А там проверят.
— Папочка, я же телефона не знаю.
— 01 — милиция, 02 — скорая.
— 01 — пожарная, — поправила Маня. — Или вы и пожарников хотите сюда позвать, чтоб уж все сразу?
— Милиция 02, Лёва, скорая 03, — железным голосом приказал Сёма.
— Сёма, может, не стоит — милицию? — Таня опустилась перед ним на ковер, заглянула в глаза, руки даже просительно прижала к груди — совсем так же, как когда она была Коньком-Горбунком.
— Папа, они там адрес спрашивают, куда приезжать.
— У меня есть их адрес — в куртке, в правом кармане.
— Сёма, а может, все-таки повременить с милицией, а? Ну, пожалуйста, ну ради нашей дружбы. Ради меня.
— Ради вас я и вызываю, — спокойно ответил он. — Сегодня он меня, завтра — вас. Я и хочу вас избавить от такого…
Он с презрением посмотрел на Крольчатникова.
— Выйди, Крольчатников. Уйди с глаз долой. Прошу! — Маня указала рукой на кухню.
Тот послушно встал в позу «чего изволите», поплелся в указанном направлении.
— И ты следом, — Маня метнула повелительный взгляд на Стаса.
— Папа, я нашел их адрес.
— Нашел — так диктуй!
— Сёма, вы это серьезно? — удивилась Маня.
— А там трубку уже повесили…
— А ты опять позвони!
Таня и Маня переглянулись.
— Сёма, — ласково начала Таня, — видите ли, дело в том, что Крольчатников — в некотором роде мамин муж. И даже не в некотором роде, а настоящий, законный. Во всех смыслах. Он тут живет, понимаете, Сёма? И он просто взял и пришел к себе домой. С другом. Ведь он имеет право приходить домой? А тут — вы… Он и подумал…