Оливия улыбнулась его горячности.
— Так, Мистер Кошелек, с вами все ясно. Но мы можем не заниматься всем сразу? Сначала дом, потом все остальное?
— Я думал об имени для ребенка. — Он вдруг сменил тему.
— И какое?..
— Оллипенни.
— Что это за имя?
— А помнишь, Джеймс Бонд и мисс Манипенни? Оливия Пенелопа Пирс Маргарет Маккензи, вот!
— А если будет мальчик?
— Полагаю, его можно назвать Стюарт Львиное Сердце.
— Ты когда-нибудь говоришь серьезно, Стюарт?
— Разумеется. Я говорю серьезно прежде всего о тебе. Твоя любовь, моя любовь, наша совместная жизнь. И всякие мелочи, чтобы сделать тебя счастливой.
— А как насчет полностью восстановленного и обновленного дома с приличной детской к концу года? Ты ничего не принимаешь всерьез, Стюарт. Даже свое богатство. Для тебя это как игрушка большого мальчика — тратить, тратить и забавляться этим!
— Да, я такой, Оливия. Я не принимаю всерьез ни деньги, ни их добывание. Для меня это забава, да, но так и должно быть. Действительно серьезные вещи — это другое: сама жизнь, любовь, здоровье, счастье, близость.
— Ты как-то обмолвился, что прежде не принимал всерьез самого себя, — напомнила она.
— Было дело… Понимаешь, я не чувствовал себя хорошим работником, хорошим сыном, хорошим студентом, хорошим мужем, достаточно хорошим любовником, достаточно хорошим наследником империи отца. Вот и поверил, что я на самом деле никчемный бездельник, который достоин только бутылки виски и бракоразводного процесса.
Никогда она от него такого не слышала!
— К тому же старый диктатор привык время от времени напоминать мне о моих несовершенствах. Я всегда старался следовать примеру старшего брата, из кожи вон лез, но все равно не получалось. Теперь, когда я наконец осознал, что я — это я, Стюарт Маккензи, а не замена Джоффа Маккензи, дела пошли лучше. Что не означает, будто они так пойдут и дальше, особенно если ты станешь для меня второй Кристиной.
— Шантажист!
— Нет, я просто боюсь, любовь моя.
— А ты любил ее?
— Я, похоже, вообще не знал, что такое любовь, пока не встретил тебя. И с тех пор я всегда был тебе верен.
Оливия отставила недоеденный ужин, который был приготовлен для него, и привлекла Стюарта к себе. Она простила ему все грехи, о которых знала, и даже те, о которых не ведала.
— Я ведь и слова не сказала о неверности, я говорила, что ты спятил, зациклившись на каких-то немыслимых планах. Мне жаль, что я вела себя по-хамски, но ты меня действительно достал своими виноградниками и прочими штучками, тогда как кругом полно настоящего дела.
Слезы капнули на его руку. Он вытер ей слезы и поцеловал.
— Забудем о моих светлых идеях, если они так выбивают тебя из колеи.
— Нет, храни свои светлые идеи, Стюарт, без них жизнь станет ужасно пресной. Только не пугай окружающих своей импульсивностью. Я люблю тебя так же, как ты меня, потому и вышла замуж, но я тоже часто пугаюсь…
Он крепко обнял ее, посмотрел в глаза и спросил:
— Могла бы шикарная леди вроде тебя выйти за меня, если бы я был безобразным старым бродягой, живущим на пособие?
— Ну, если пособие приличное…
Он ухмыльнулся.
— Об этом я и спрашивал… Но послушай, милая! Ты — лучшее, что есть в моей жизни. И я все сделаю, как ты хочешь, можешь поверить!
В субботу утром Оливия поехала в клинику проведать Бэрди.
— Не более получаса, миссис Маккензи! — предупредила ее медсестра. — Никаких волнений, не то у мисс Гу может подняться внутриглазное давление.
— Клянусь, — сказала Оливия и пошла в палату к Бэрди. Та сидела на кровати в темных очках и выглядела довольно бодро.
— Привет, Мисс Звезда, это я, Оливия Маккензи, пришла договориться об издании ваших мемуаров.
— Какое разочарование! Я-то думала, что прибыла Ее Величество, чтобы наградить меня орденом! — И Бэрди подставила щеку для поцелуя.
— Ты выглядишь прямо как героиня телесериала! — Оливия поставила корзинку с цветами на подоконник рядом с другими приношениями, среди которых был огромный букет от фирмы, положила виноград и бананы в вазу для фруктов на тумбочке.
— А ты заметила мою новую прическу?
— Разумеется, Бэрди!
— Медсестра сделала ее мне, чтобы я не тяготилась визитами знатных посетителей, — сострила Бэрди, поправляя волосы.
— Как себя чувствуешь?
— Прекрасно. Но кое-чего начала побаиваться…
— Это чего же именно?
— Понимаешь, они обращаются со мной, как с особой королевской крови. За деньги, которые стоит частная операция, готовы пятки лизать. Вот я и боюсь привыкнуть к жизни крестной матери миллионерши.