— У нас театр не любительский, — обидчиво возразила Беттина. Айво засмеялся:
— Конечно же, нет. Однако, ты не находишь, что уже достаточно? Подумай об этом, мы могли бы прямо сейчас отправиться куда-нибудь на полгодика, чтобы ты написала пьесу.
— Я еще не готова к этому.
Беттину пугала даже мысль о собственной пьесе, а почему — она сама не знала.
— Нет, готова. Ты просто трусишь, дорогая. Притом совершенно беспочвенно. Вот увидишь — все получится как нельзя лучше, если ты наконец решишься.
— Может, ты и прав, но я все-таки не готова.
— Хорошо, будь по-твоему, но тогда не жалуйся на то, что мы не видимся. Ты проводишь в этом проклятом театре все свое время.
Беттина удивилась резкости, с которой это было сказано. Впервые он говорил об этом без обиняков.
— Не говори так, любимый.
Беттина поцеловала его, и Айво смягчился.
— Глупая девчонка. Ты пользуешься тем, что я тебя люблю.
— Я тоже очень люблю тебя.
Они так бы и стояли обнявшись, но Айво было пора уходить.
К ее приезду в театре уже все бурлило, всюду сновали служащие и начали съезжаться исполнители главных ролей. За кулисами Беттина увидела Энтони, который расхаживал в джинсах, черной водолазке и неизменной красной кепке.
— Привет, Бетти.
Он единственный из труппы называл ее уменьшительным именем.
— Здравствуй, Энтони. Как дела?
— Ужасно. Собираются еще вносить изменения.
То была совсем новая пьеса, и что-то дописывали и переписывали вплоть до последней минуты. Однако выглядел Энтони не слишком-то озабоченным.
— Я хотел опять предложить тебе пообедать вместе, но не смог тебя разыскать.
Беттина бесхитростно улыбнулась.
— А я принесла из дома сэндвич.
— Мама приготовила?
Беттина улыбнулась и лишь покачала головой. Не могла же она сказать, что сэндвич приготовила ей пожилая служанка.
— Ну тогда я попытаюсь уговорить тебя после спектакля выпить со мной кофе.
— Прости, в другой раз.
Беттине хотелось пораньше вернуться домой, к Айво. Она не должна задерживаться. И так за все годы работы лишь несколько раз она выходила из театра вместе с основной массой. А уж вчерашний вечер вообще ни в какие ворота не лез.
Энтони изобразил на лице глубокое разочарование и скрылся из виду.
После спектакля он разыскал Беттину, которая, прежде чем уйти домой, решила проследить за тем, как убирают здание, и проверить, отключена ли осветительная аппаратура.
— Ну, как тебе изменения, Беттина?
Энтони с интересом посмотрел на нее и уселся в кресло, а Беттина задумалась, прищурила глаза, вспоминая.
— Не могу сказать, что мне понравилось. Мне кажется, это было вовсе не обязательно.
— Вот-вот, и я такого же мнения. Слабовато. Говорил я тебе: все драматурги — параноики паршивые.
Беттина только улыбнулась:
— Да, возможно.
— Так как насчет чашечки кофе?
Беттина твердо покачала головой:
— Может быть, в другой раз. Извини, Энтони, сегодня я не могу.
— Муженек ждет? — не сумев сдержаться, спросил Энтони. Беттина открыто посмотрела ему в глаза и сказала:
— Надеюсь, что ждет.
Ему не понравились ее слова. Она тоже недовольно хмурилась, застегивая пальто. Какое у него право злиться на то, что она не приняла его приглашение? Никакого. Неприятно, что он рассердился. А вдруг в следующий раз не пригласит? Беттина почему-то боялась этого. Подхватив сумку и надвинув шляпу, она пошла прочь. К черту Энтони Пирса. Какое ей до него дело?
Беттина торопливо достигла угла. В ушах свистел ветер. Она заспешила к лимузину и только отворила дверцу и занесла ногу, как услыхала за спиной голос Энтони. Беттина удивленно обернулась. Он стоял с высоко поднятым воротником, в своей красной кепочке.
— Может, подвезешь?
Несмотря на сильный холод, Беттина почувствовала, как от смущения у нее запылали щеки. Он первый, кто увидел ее садящейся в машину. Шесть лет она умело скрывала это от всех коллег по театру. И теперь ей ничего не оставалось, кроме как ойкнуть от неожиданности.
— Возьми меня, не то окоченею. Представляешь, вокруг — ни одного такси.
Густо повалил мокрый снег. Да и какая теперь разница, коль он все равно увидел ее? Она смерила его взглядом и сухо произнесла:
— Садись.
Он влез в автомобиль и сел рядом. Беттина неприятно удивилась его напористости и спросила:
— Куда ехать?
Энтони, казалось, не было дела, что он привел ее в такое смятение. Он назвал адрес, где-то в районе Сохо.
— Я снимаю мансарду. Хочешь подняться посмотреть?