В Сент-Луис Беттина прилетела в 16–03. До первого спектакля, назначенного на этот вечер, оставалось совсем немного, но Беттина не боялась, так как режиссер вылетел из Нью-Йорка вместе с артистами и в последнее время они так много репетировали, что труппа была в отличной форме. Когда шасси коснулось посадочной полосы, Беттина вздохнула, подумав об Айво, но тут же переключила свои мысли на работу. Она торопливо покинула самолет — ей не терпелось взять сумки, закинуть их в гостиницу и побыстрей отправиться в театр. Ей хотелось все проверить самой и убедиться, что все в порядке. Озабоченная и деятельная, она спешила к месту выдачи багажа, обгоняя других пассажиров.
— Милосердный Боже, куда же ты летишь? Совсем не смотришь по сторонам — чуть не сшибла вон ту престарелую даму!
Она раздраженно обернулась, но, увидев Энтони, остановилась и улыбнулась, радостно и удивленно.
— Как ты здесь оказался?
— Очень просто — приехал встретить одного друга, — он с улыбкой добавил, — который, как выяснилось, является вторым режиссером нашего шоу. Знаешь, о ком я говорю, зеленоглазка?
— Догадываюсь, остряк. Спасибо, что пришел.
Несмотря на состоявшийся обмен колкостями, она была очень рада видеть его здесь, в аэропорту Сент-Луиса, где вдруг, сходя с самолета, почувствовала себя потерянной и одинокой.
— Что в театре?
— Откуда я знаю? Весь день проторчал в гостинице.
— Никто не заболел? — спросила Беттина с неподдельной озабоченностью. Энтони, глядя на нее, засмеялся.
— Нет, матушка, все здоровы.
Он подхватил ее дорожные сумки, и они пошли к стоянке такси. Его веселое настроение передалось Беттине, и в машине они уже оба смеялись и шутили, как дети. Энтони кого-то передразнивал, говорил глупости, острил. Беттина, пожалуй, никогда не вела себя так беззаботно, словно девчонка. Он заронил это в нее, и она была довольна. Словно вновь она возвратилась в радостную пору раннего детства.
— Это оно? — спросила Беттина, указывая на гостиницу, к которой подъехало их такси. То был, вероятно, самый старый и, несомненно, самый уродливый и безобразный городской отель.
— Не я ли тебе говорил, дорогая? Они выбрали для нас местечко по образу и подобию худшего нью-йоркского гадюшника. И как только такое отыскалось в Сент-Луисе? — посмеиваясь, сказал Энтони.
Беттина же буквально заливалась смехом:
— Господи, это ужасно. Внутри он так же страшен?
— Гораздо хуже. Тараканы величиной с пса. Но не бойся, дорогая, я купил поводок.
— Энтони, — задыхалась от смеха Беттина, — не может же… все быть так плохо.
— Отчего же не может? Очень даже может, — заверил он ее, не скрывая своего удовольствия.
Когда Беттина зашла к себе в номер, она поняла, как был прав Энтони. Потрескавшиеся стены, облупившаяся краска, кошмарная, жесткая кровать и серое, застиранное белье. Даже стакан в ванной комнате был немыт.
— Ну что, прав я был, или нет? — победно спросил Энтони, поставив на пол чемодан.
— Как ты можешь говорить об этом с такой радостью? — печально улыбнулась Беттина и села на кровать.
Однако, веселье Энтони казалось неистребимым. Он, словно мальчишка, уехавший из дому на каникулы, с размаху плюхнулся на кровать рядом с Беттиной.
— Энтони, прекрати! Неужели ты не утомился?
Она вдруг почувствовала себя усталой и раздраженной. С нее довольно. И зачем она уехала из Нью-Йорка, зачем покинула Айво? Уж не затем, чтобы колесить по стране в обществе этого ненормального и останавливаться в таких вот клоповниках.
— Естественно, я никогда не устаю. А почему я должен уставать? Я молод! Правда, я не избалован, как ты, Беттина.
— Что ты имеешь в виду?
— У меня никогда не было личного шофера, и я не живу в пентхаусе. Большую часть жизни я провел в таких вот дырах.
Беттина не знала, что ей делать — сердиться или просить прощения — и что сказать Энтони. Наконец она произнесла:
— Ну, и что теперь? Будешь попрекать меня тем, что я замужем за, — она чуть поколебалась и закончила, — что называется «приличным человеком»?
Энтони посмотрел ей прямо в глаза.
— Нет, но я буду попрекать тебя тем, что ты замужем за человеком почти втрое старше тебя.