Я не сразу нашел своих минчан. Кроме секретарей обкома и работников аппарата, здесь были многие служащие облисполкома и других областных организаций. Мы включились в военную работу: строили укрепления, организовывали самооборону, обеспечивали войска транспортом, боеприпасами, продуктами.
Утро 3 июля останется в моей памяти на всю жизнь. Наши части переправлялись через реку и на левом берегу сооружали оборону. Вражеская авиация беспрерывно налетала на переправы, на земле, казалось, живого места не было. Все вокруг гудело, дрожало от взрывов. И вдруг в городском поселке Березино из пробитого пулей рупора, висевшего на телеграфном столбе, послышался голос. Все, кто был поблизости, притихли. Голос был всем знакомый — говорил Сталин. Но как могло заговорить радио? Местных жителей в поселке как будто нигде не было видно, а у бойцов вряд ли было время для исправления аппаратуры в радиоузле. И все-таки чья-то заботливая рука сделала это. Человек, наверно, рисковал жизнью. В поселке не было клочка земли, на котором не разрывались бы вражеские бомбы и снаряды. Радиоузел стоял на главной улице, и снаряды ложились здесь один возле другого. Но тот, кто наладил работу радиоузла, видимо, не обращал внимания на разрывы снарядов, на приближение врага. Ему хотелось, чтобы здесь, на этом ответственнейшем участке фронта, хоть на минуту, хоть на мгновение услышать голос из Москвы. Он чувствовал душой и сердцем, что будет значить этот голос для наших воинов и всех, кто находился в поселке.
Вокруг рупора стали собираться люди: военные и штатские. Тихонько подходили, ложились где-нибудь под деревом или возле стены и жадно ловили каждое слово. Над головой время от времени гудели бомбардировщики, истребители… На берегу реки и в реке часто разрывались снаряды, поднимая темные столбы песка и воды. Но люди слышали только слова из репродуктора, никто не обращал внимания на смертоносный грохот.
Я прилег у бугорка, заросшего густой травой. Над головой изредка посвистывали пули, но я не мог покинуть это место, пока из рупора доносился голос родной Москвы. Незнакомый мне худощавый человек теплым, понимающим взглядом посмотрел на меня; он напряженно слушал, приподняв голову. Видно было, что человек этот туговат на ухо. Его глаза светились непоколебимой решимостью, и весь он, казалось, был проникнут только одним желанием — услышать и запомнить все до единого слова.
Справа и слева от нас стремительно перебегали бойцы последней заставы. Они с разгона припадали к земле — в борозду или в густую зелень давно не полотых огородов — и, передохнув минуту, бежали к реке.
— Танки фашистские, — сказал стрелок, прилегший рядом с нами. — Надо скорей переправиться.
Его слова почему-то не вызвали страха ни у меня, ни у моего соседа. Только сознание суровой необходимости заставило нас покинуть свои места. Оставалась, возможно, одна последняя минута, и надо спешить.
— Все силы народа — на разгром врага! — донеслись слова из рупора.
Вслед за стрелком мы добежали до прибрежного лозняка.
Человек, который вместе со мной слушал радио, раздвинул молодую поросль, ступил на песок. Стрелок уже собирался броситься вплавь.
— Пойдемте со мной! — тоном приказания сказал он и посмотрел сначала на бойца, потом на меня. — Нечего лезть в воду с винтовкой и патронами, тут у меня где-то должна быть лодчонка… Правда, она на одного человека рассчитана, но то в мирное время, а теперь переедете и вдвоем, река наша добрая и ласковая для своих людей.
— А вы разве не с нами? — удивленно спросил боец.
— Я-то, известно, с вами, — горько усмехнувшись, ответил человек, — но пока что останусь здесь. Останусь, погляжу на него, проклятого, посмотрю, насколько он изменился с восемнадцатого года и какой величины дубина нужна, чтобы бить его.
Я крепко пожал руку моему случайному соседу и на прощание сказал:
— Поверьте моему слову: мы тоже далеко отсюда не уйдем, мы будем с вами!
IV
В первой половине июля 1941 года в области оставались частично неоккупированными Старобинский, Любанский и Стародорожский районы.
Через несколько дней из Березино мы переехали сперва в Мозырь, а потом — в полесскую часть своей области, откуда должны были осуществлять руководство районами.
Из Мозыря я связался по телефону с секретарями ЦК КП(б)Б. Они подробно расспрашивали, как мы подготовлены для работы в подполье, как чувствуем себя, и подтвердили данные ранее указания.
— Желаем вам счастья и успехов, — сказали на прощание товарищи. — Центральный Комитет Коммунистической партии поручает вам выполнение очень ответственной задачи. Помните, что каждый ваш шаг должен быть всесторонне и глубоко продуман.