Фрэнк смотрел на профессора.
– Оказывается, у нас не пятьдесят шансов из ста, а гораздо меньше, – сказал он.
Лицо Филпотта уже смягчилось и стало гораздо подвижнее, чем в тот миг, когда террористы появились в лаборатории; теперь по его выражению можно было легко определить, что чувствует ученый, и Григорий увидел, что тот сбит с толку и не знает, как быть. Он был готов бороться за свои убеждения, но рисковать ради них целой планетой не хотел. К тому же доктор отчасти утратил былую веру в свои теоретические построения.
Он стушевался под пристальным взглядом Фрэнка и сказал:
– Каковы бы ни были шансы, я умоляю вас не делать то, что вы задумали.
«Значит, в сосуде действительно заключена страшная опасность, – подумал Григорий, рассматривая залитую ярким светом бутыль. – Там находится невидимое глазу нечто, способное превратить нас в ничто».
– Мария-Елена, вы хотели бы остаться в живых? – спросил Фрэнк.
Мария-Елена ответила ему сердитым надменным взглядом и, отодвинувшись от Фрэнка, положила руки на согбенные плечи Пэми.
– Жить в этом мире?
– Другого не будет.
– Это не наш мир!
– Видите ли, Мария, – сказал Фрэнк. – У нас появилась возможность выпутаться из этой передряги.
Григорий прижал ладони к бедрам, собрался с силами и произнес:
– У нас с Пэми такой возможности нет.
Фрэнк повернулся к нему. Его глаза лучились непоколебимой верой.
– Умри я хоть двадцать раз, вам от этого легче не станет, – сказал он.
Полуприкрыв глаза, Григорий обдумывал слова Фрэнка.
– Для достижения моих целей мне лучше остаться на станции – живым или мертвым. Бежать бессмысленно.
– Оставшись здесь, вы поможете бежать нам с Марией-Еленой.
– Фрэнк! Вы что, пойдете на попятный? – спросила Мария-Елена.
Фрэнк протянул женщине руку, но Мария-Елена не спешила ее принять.
– Эта штука в бутылке – не просто самоубийство. Это смерть всего и вся, безжалостная и необратимая. Неужели вы хотите, чтобы наступил конец света?
– Я ХОЧУ!
Это был голос Пэми, напоминавший карканье ворона и прозвучавший с невероятной силой. Девушка ринулась вперед, выскользнув из объятий Марии-Елены. Идти она не могла и, словно искалеченная кошка, на четвереньках поползла к столу с контейнером.
Лаборант-китаец бросился к Пэми, схватил ее за плечо и за руку и потащил назад. Пэми запрокинула голову и ощерила сверкающие зубы.
– У нее СПИД! – крикнул Григорий, вытянув руку, что, впрочем, было совершенно излишне.
Юноша отпрянул прочь от рычащего, клацающего зубами создания, и Пэми опять бросилась к столу, но на сей раз сделала слишком мощный рывок. Ее тело изогнулось дугой, рот широко раскрылся. Пэми издала свой последний вопль, который захлебнулся в потоке хлынувшей горлом крови, и повалилась на пол, словно тряпка. Вокруг ее головы растекалось красное смердящее пятно.
ХА! ХА! ХА! Ха-а-а! Ха! Ха! Ха-а-а-а-а-а!
Придите в мои объятия! Придите в мои объятия! Я спас вас от гибели, мои дорогие, придите же в мои объятия, и давайте спляшем!
Ах, как же славно мы спляшем!
45
Они шагали по парку. Поначалу оба молчали и делали вид, будто не имеют друг к другу никакого отношения. Так, случайные попутчики. Минут пять они поднимались по пологому склону, мимо заботливо подстриженных кустов, плодовых деревьев и маленьких рощиц. Над головой шелестели колеблемые легким ветерком листья и сосновые ветви. В воздухе звенели птичьи трели.
Они достигли вершины холма и начали спускаться по противоположному склону. Через минуту Мария-Елена оглянулась и сказала:
– Отсюда уже ничего не видно.
Фрэнк обернулся и увидел, что женщина права: станция скрылась за холмом.
– Вот и хорошо, – сказал он. – Мрачноватое строение.
Мария-Елена медленно обвела взглядом окрестности.
– Кроме радиомачты, отсюда не видно ни одного создания рук человеческих. Никаких построек, вообще ничего.
– Вот и хорошо, – повторил Фрэнк. В воздухе витал сладковатый дух, напоминавший запах свежей кукурузы, принесенной в дом с поля.
– Это похоже на рождение мира, – заметила Мария-Елена.
Фрэнк внезапно очнулся и сказал:
– Если мы не успеем вовремя преодолеть забор, рождение мира превратится для нас с вами в конец света.
– Да, конечно.
Мария-Елена взяла Фрэнка за руку, и они пошли дальше, ускорив шаг. Мария-Елена запела, и ее чистый сильный голос зазвенел в такт их шагам, поднимаясь к кронам деревьев и разносясь далеко вокруг.
– Вот это да! – восхищенно произнес Фрэнк. Мария-Елена улыбнулась, продолжая петь. Фрэнк не разбирал иностранных слов, но смысл песни уловил.
Выйдя на дорогу, Фрэнк и Мария-Елена не нашли обещанного автомобиля. Я уже утратил свои способности, но все-таки сумел отвлечь внимание охранника и дать беглецам вырваться на свободу.
Пять часов спустя Григорий потерял сознание, и доктор Филпотт вызвал по телефону врача.
Полиция так и не смогла обнаружить отпечатков пальцев Марии-Елены и Фрэнка, а многочисленные описания беглых террористов, данные другими участниками событий, оказались столь противоречивыми и расплывчатыми, что от них не было никакого проку. На следующий день в клинике умер Кван, а когда еще двое суток спустя за ним последовал Григорий, с которого не успели снять показания, оборвалась и последняя ниточка, ведущая к исчезнувшим членам группы.
Войдя в свой дом в Стокбрижде, Мария-Елена обнаружила на ленте автоответчика запись, оставленную сотрудником местной полиции. Фрэнк принялся собирать вещи, а Мария-Елена, ожидая самого худшего, позвонила в участок и узнала, что ее супруг Джон два дня назад был застрелен сумасшедшей женщиной по имени Кейт Монро, с которой он некоторое время жил и лишь недавно расстался (я здесь ни при чем; это убийство целиком на совести Кейт). Мария-Елена получила по страховке мужа четыреста тысяч долларов – это, конечно, не пять миллионов, но вполне достаточно, чтобы удержать Фрэнка от глупых поступков.
Фрэнк целый день провел в тщетных поисках визитной карточки Мэри-Энн, пропавшей у него из бумажника (это произошло во время памятного телефонного разговора). Потом он обратился в справочное бюро Омахи с просьбой найти адвоката Келлини, но в конце концов прекратил поиски.
Поймите правильно: у меня не было ни времени, ни желания старательно заметать следы. Я должен был сорвать выполнение задания, и хак можно быстрее.
Мы со Сьюзан мчимся по реке времени. Сьюзан даже не догадывается о его стремительном беге, но я чувствую его всем своим естеством.
И тем не менее я от всей души радуюсь этой скоротечной жизни. Какой парадокс – чем больше ты ею наслаждаешься, тем быстрее она проходит.
А как обстоят дела с Его предначертаниями? Я знаю об этом не больше любого другого человека. Я утратил связь с высшими сферами, и лишь хитросплетение разнообразных последствий моих поступков напоминает мне о прошлом.
Мне иногда приходит на ум, что мое отступничество могло привлечь Его внимание, поубавить у Него отвращения к этому миру и Он, глядишь, решит потерпеть людей еще немного. А если нет, то, несомненно, кто-нибудь из моих бывших коллег уже прибыл на Землю, уже собирает команду и вынашивает новый замысел. На сей раз отбор произведен более вдумчиво, и избранник, конечно же, не столь чувствителен и впечатлителен, как я.
Разве на Земле не осталось людей, которых можно убедить в том, что, покончив со всем сущим, они наилучшим образом разрешат свои затруднения? Разве перевелись на Земле недовольные озлобленные люди?
И разве трудно отыскать какой-нибудь другой катализатор, иное средство превратить планету если не в черную дыру, то в сгоревший мертвый шар, вращающийся вокруг Солнца? Разве не найдется других разрушительных сил?
Я не знаю. Я не способен предсказать, что, где и когда может произойти. Знаю я лишь одно: Он так просто не сдастся.