Бессильно опустив руки, покорно склонив голову, она тихо пошла в угол, где у нее висела картина, изображавшая Деву-Марию, принимающую от Ангела весть о своем беспорочном зачатии. Там Людмила опустилась на колени и, закрыв лицо руками, заплакала. Дева Мария с радостью и благоговением принимала великую весть, молитвенно сложив руки, подняв к небу светлые, изумленные чудом глаза. Видела ли Она плачущую Людмилу, чистую девственницу, белую невесту? Благословила ли ее?.. Пусть, по крайней мере, Она умилостивит Серафиму, чтобы та не сердилась на сестру за то, что она в ее платье пойдет за своим счастьем!..
Поднявшись, Людмила собрала разбросанные вещи, привела комнату в порядок. Она уже не плакала, в ее лице снова появилось выражение задумчивой строгости, сознания важности приближавшегося момента. На плечи она набросила длинную, до земли, широкую пелерину матери, на голову -- большую шаль, которой закрыла почти все лицо. Никто не подумал бы, что под этим неприглядным одеянием -- блестящая, нарядная, белая невеста!..
Людмила, крадучись, вышла в переднюю, беззвучно открыла дверь и, подобрав под пелериной трен платья, торопливо, испуганно побежала вниз по лестнице...
XII.
Парадная дверь была открыта, и, незамеченная швейцаром, Людмила быстро поднялась на площадку бельэтажа. Ей бросилась в глаза медная дощечка с надписью готическими буквами: "Доктор Лунц". Она не успела освободить из-под пелерины руку, чтобы позвонить, как изнутри щелкнул замок -- и перед ней распахнулась дверь, Лунц смотрел на Людмилу через стекла своего пенсне, с некоторым недоумением, словно не узнавал ее или не верил своим глазам.
-- Войдите же -- сказал он, отодвигаясь в сторону.
Людмила задыхалась от быстрой ходьбы, волнения, страха. Она нерешительно переступила порог, как будто еще колеблясь и бросив испуганный взгляд назад.
Лунц пропустил ее мимо себя и запер дверь со словами:
-- Вот, вы, наконец, у меня...
С одной стороны через открытую дверь были видны приемная, кабинет, с другой -- гостиная, столовая, спальная. Всюду было светло, пахло какими-то духами, сквозь которые чувствовался обычный запах докторских квартир, напоминавший о больнице или аптеке. Людмила мельком взглянула по сторонам и уже больше не поднимала взора.
Они оба стояли в передней, один против другого, и Лунц с растерянной улыбкой смотрел на нее. Он тоже казался взволнованным, его голос дрожал, когда он заговорил:
-- Я сегодня ждал вас, я был уверен, что вы придете, и все-таки до сих пор не могу поверить этому. Ведь необыкновенно чудесно то, что вы -- у меня и, значит, -- любите меня и хотите быть моей. Правда ли это, Людмила?.. Ну, конечно, правда, вы пришли ко мне, несмотря ни на что, зная, что я предлагал вам... Теперь, когда уже никакие соображения не могут повлиять на ваше чувство и решение, я могу сказать вам, что я отдал бы очень много, чтобы иметь право назвать вас своей женой. Но я связан с женщиной, которая мне чужда, далека; мы не живем вместе, но она не хочет, чтобы мы дали друг другу свободу... Я не говорил вам этого раньше, потому что хотел, чтобы вы отдались мне бескорыстно, ради самой любви и счастья. Моя, казалось, самая невозможная мечта сбылась. Подумать только -- вы пришли ко мне!.. -- и вдруг он спохватился: -- Что же мы стоим тут!.. Я совсем потерял голову!..
Он бросился к Людмиле и протянул руки к ее пелерине, чтобы помочь ей снять ее.
Тут только Людмила пришла в себя, вспомнив, что она в венчальном платье, венке и фате. Она задрожала, испугавшись, что Лунц увидит ее сейчас в этом наряде. Как она могла решиться прийти в таком виде! Что он подумает о ней! Он сочтет ее больной, сумасшедшей или заподозрит в каком-нибудь расчете, в желании подчеркнуть свою чистоту, невинность, чтобы извлечь какую-нибудь выгоду!..
"Серафима, Серафима! Ты уже мстишь!.. Не будь так жестока, пожалей свою бедную сестру!"...
Людмилу охватил панический, суеверный ужас. Она смешалась, выдернула из рук Лунца края пелерины, испуганно, умоляюще воскликнув:
-- Нет, нет, ради Бога!
Но от резкого движения рук, отдернувшихся назад, шаль свалилась с головы и поползла вниз по спине, увлекая за собой пелерину, обнажая белизну платья, венка, фаты.
Лунц невольно отступил назад...