Слабость феодализма, глубокая неспособность его представителей сблизила средние классы с королевской властью, чье иго, каким бы тяжелым оно ни было, они предпочитали капризам и причудам принцев.
Даже в руках слабого правителя национальная монархия, созданная Людовиком XI, оказалась незыблемой.
Однако, к несчастью для Франции и Италии, новый король не смог следовать мудрой политике своего отца, который осуществлял благосклонное покровительство над Итальянским полуостровом с помощью дипломатии. Когда в 1491 году Карл VIII, изнеженный любитель удовольствий, достиг 20-летнего возраста и получил бразды правления, его фавориты легко убедили его заявить свои претензии на Неаполитанское королевство как наследника Анжуйского дома. Тщетно Филипп де Коммин, который вновь занял пост советника, но пользовался лишь ограниченным влиянием, пытался отговорить своего государя от этой военной авантюры. В сентябре 1494 года Карл VIII перешел Альпы во главе французской армии. В феврале следующего года, после триумфального марша по политически раздробленной Италии, он занял Неаполь, не встретив никакого сопротивления. Однако пять месяцев спустя французы столкнулись с коалицией различных государств полуострова, а также Испании и Священной Римской империи. Когда 5 июля они отбили итальянскую армию, ожидавшую их при Форново на реке Таро, Неаполитанское королевство было уже потеряно.
Так началась серия войн, которым предстояло опустошать Италию почти полвека. После Карла VIII Людовик Орлеанский, ставший Людовиком XII в 1498 году и также умерший без наследника в 1515 году, а затем Франциск I, его двоюродный племянник, правивший до 1548 года, организовывали кампанию за кампанией с большими затратами, пытаясь завоевать Неаполь и Милан, тем самым давая Пьеру Байярду, рыцарю "без страха и упрека", возможность отличиться в бою. Однако в конечном итоге Франция была изгнана с полуострова испано-имперской армией Карла V, а итальянские государства, за исключением Венеции, в свою очередь, потеряли свою независимость. Мудрость политики Людовика XI была продемонстрирована слишком жестоко.
До конца XVI века Францию раздирали религиозные войны, из которых она вышла под руководством импульсивного Генриха IV, некогда гугенота ("Париж стоит мессы") и основателя династии Бурбонов. Национальная монархия пережила и внешние катастрофы, и внутренние потрясения. Вскоре она достигла своего пика во времена правления Людовика XIV (1643–1715) и продолжала царствовать до тех пор, пока Великая Французская революция не положила ей конец.
Именно в это время писатели эпохи романтизма ухватились за Людовика XI, чтобы превратить его в чудовище и сделать из его жизни кошмаро. Истина, которую XIX век так старался исказить, была восстановлена историками XX века. Однако "всемирный паук" остается противоречивой фигурой — и, возможно, это отчасти потому, что он был человеком, который помог сформировать наш современный мир, мир, в котором мы научились не доверять иллюзиям.
Приложения
Приложение I.
Правдивость Филиппа де Коммина
На протяжении веков "Мемуары Филиппа де Коммина" были оценены по достоинству. В прошлом ими восхищались прежде всего за их политическую проницательность (хотя уже Монтень нашел в них более тонкие качества, которые можно было бы похвалить); в последнее время — за блестящий способ изображения людей и событий, за их достоинства как произведения биографической литературы. Однако в XIX веке Коммин стал объектом личных нападок, а с середины XX века он подвергся еще более разрушительной форме критики. Благодаря бесстрастному голосу барона Кервина де Леттенхове, бельгийская гордость, отголосок бургундского наследия, яростно осудила мемуариста как человека, виновного в предательстве своей страны, Бургундии, и поэтому недостойного как доверия, так и уважения. Хотя Кервин де Леттенхове позаботился о том, чтобы собрать массу документов в поддержку своей работы, которые, хотя и не всегда представленные со скрупулезной честностью, тем не менее полезные и сегодня, три тома его "Письма и беседы Филиппа де Комина" (Брюссель, 1867–1874) представляют собой работу, явно искаженную предвзятостью. Однако в XX веке три историка предприняли менее предвзятую атаку на правдивость Коммина, прикрытую обильным анализом и научным жаргоном, чтобы отрицать историческую ценность основной части "Мемуаров".