Ты никогда не забудешь свою первую любовь, свою первую великую страсть.
Я встряхнулся от своего настроения, когда Гарри Фабулус вывалился из толпы, чтобы поприветствовать меня своей лучшей коммивояжёрской улыбкой. Он должен был знать лучше, но Гарри попытался бы продать глушитель человеку, собирающемуся в него стрелять. Всегда приветливый и профессионально очаровательный, Гарри был мошенником, посредником, специалистом по таким сделкам, которые заставят вас потом пересчитать свои пальцы. Всегда готовый продать вам то, что скверно на вас повлияет или что-то вроде. К нему трудно испытывать неприязнь, но оно того стоит. Он плюхнулся на стул рядом со мной, а затем застыл, когда я впился в него пристальным взглядом. Я улыбнулся ему, выставив зубы и он побледнел. Он сполз со стула, вытянув перед собой пустые руки, показывая, насколько он жалок и безвреден. Я позволил ему уйти. Моё время с Люси было слишком драгоценно, чтобы тратить его на подобных Гарри Фабулусу.
Я вспоминал бег через лес, преследуя Люси меж высоких тёмных деревьев, когда она, хихикая, неслась передо мной, дразня и насмехаясь, всегда вне досягаемости, но заботливо не вырываясь слишком далеко вперёд, чтобы я думал, будто могу её поймать. Это было поздней ночью, но лес освещал мерцающий сине-белый яркий свет полной луны. Весь мир, казалось, оживал вокруг меня, когда я бежал, насыщаясь запахами и звуками, которых никогда прежде не замечал. Я ощущал себя сильным, быстрым и неукротимым, словно я мог бежать и бежать вечно.
Люси бежала передо мной, в своём длинном белом платье, словно призрак мелькая среди деревьев.
Лунный свет наполнил мой ум и кипел в моём теле. Мои чувства обострились настолько, что стали почти болезненными. Я никогда не чувствовал себя настолько живым, настолько счастливым. Изменение прокатилось по мне, словно красный поток. Кости скрипели и трещали, удлиняясь и меня это не беспокоило. Из меня пробился мех, покрыл меня целиком. Мой рот растянулся в длинную морду, так, что я смог провыть благодарность полной луне, породившей меня. Я еле заметил, когда упал ничком и продолжил бежать на четырёх лапах. Я стал волком, под великолепной луной, делая то, для чего был рождён. Древний долг охоты управлял мной. Я забыл о Лео Морне, забыл о Люси. Я с воем мчался между деревьев, обезумев от луны и опьянев от своего самого первого изменения. Настоящий я наконец-то вырвался из человеческого кокона, человеческой ловушки: освободился, чтобы мчаться и охотиться, как мне и полагалось.
Я бежал и бежал, увлекаемый изумительной силой и скоростью моих новых четырёх ног, господин над всем, что я видел, будто целый мир и всё в нём не были ничем более, как добычей для меня.
Я кидался назад и вперёд, рыскал между деревьями, забрался на утёс и бросился на добычу, съёжившуюся внизу. Я швырнул её наземь и вырвал ей горло одним лёгким щелчком челюстей. Кровь в моей пасти была горячей, влажной и чудесной. Когда я разрывал её, добыча пиналась и вырывалась, но недолго. Я пировал горячим и дымящимся мясом, наслаждаясь тем, как оно легко рвалось под моими прекрасными новыми зубами. Я ел, пока не насытился, а затем поднял ногу и помочился на то, что осталось, чтобы никакой другой зверь не посмел прикоснуться к моей добыче. Я вылизал свою забрызганную кровью морду дочиста, и почувствовал себя, словно наконец-то вернулся домой.
Когда я снова пришёл в себя, Люси пропала.
И теперь, все эти годы спустя, в «Странных Парнях» наступило Рождество и толпа распевала хорал или что-то подобное. Ночь почти прошла. Я не рассказал Люси, о чём размышлял, но думаю, она знала. Она выглядит грустной лишь тогда, когда я это делаю. Но это – всё, о чём я могу думать в эту ночь всех ночей, ночь, которая разделила нас навсегда. Рождество, когда мир кажется полным надежд; ночь, когда я сказал Люси, что я люблю её, и что буду любить всегда, дольше вечности. Я сказал ей, что не желал ничего на свете, кроме неё и тогда я так и думал. Это волк внутри сделал меня лжецом. Вот почему каждое Рождество я прихожу в старейший бар на свете... где некоторые истории могут закончиться встречей влюблённых.