- Ух! Как задувает! – Василий потер ладони над горячей печью. – Дров ли хватит? Ли привезти?
- Хватит, Васятка, Хватит. Дед Иван привез с неделю назад как раз поленницу целую, да торфа закинул в подземь. Уже на любую зиму хватит.
- Хорошо, а то я в тот раз пустой буду – могу положить. Я теперь Тихонево объезжать буду. Фермерчане открыли лавочку – теперь там и продукты, и почта. И говорят, весной медпункт откроют.
- Дай бы Бог... Метет совсем. Уже и садов не видно. Гляди, я тебе постеплю в спаленке. Заночуешь.
Василий посмотрел в окно – и правда, по такой погоде возвращаться по еще не накатанной дороге – опасно. И не страшно, что с дороги съедешь – страшно, что затеряешься. А бензин кончится – замерзнешь совсем. Сколько тех историй за зиму бывает...
Спаленка – маленькая комнатка, примыкающая к кухне, а поэтому одна из самых теплых в доме. Даже жарких, можно сказать. Тут едва умещалась кровать, зедро устеленная старыми пуховыми перинами и подушками и тумбочка, на которой стояли несколько чернобелых фотографий и ночной светильник. На маленьком окне – яркая герань. И обои в мелкий цветочек.
«Как в детстве», почему-то подумалось Василию.
- Васятка, поди, чай согрелся. У меня еще сочники ... – Баба Люся суетилась на кухне. Василию стало вдруг очень тепло и уютно. Он сидел на кухне, ноги согревали тяжелые вязаные носки, которые баба Люся достала из старенького комода. Ему вдруг подумалось, что здорово было бы однажды вернуться, может быть, даже дети согласятся переехать. Будет трудно, а кто спорит? В таких местах легкой жизни нет. Но зато – как спокойно. И тихо: отсюда и на много километров – несколько дворов, пахоты, пастбища с пестрыми коровами летом, тонкие вьющиеся ручьи да запруда с плотиной, где летом рыбы – не переловить!
«А что в селе?» - думал он, - «Конечно, работа. Но сколько ей осталось, работе – то, года идут. Суета и шум. Уже и дома строят многоэтажные. И кватирка наша – добрая, конечно, но ... не то, не то. Все не то».
***
Весна играла уже журавлями на полях и первым теплом. Таким, что льется с высокого неба и греет сначала душу. Теплом долгожданным.
Грузовик привычно затормозил напротив лавочки.
-.... Сколько дворов, Иван Матвеич?... – сердце Василия сжалось.
-... Четырнадцать, Васятка, четырнадцать... Вчера хоронили.
Васиий тяжело опустился на лавочку.
- Такие дела. И не болела совсем. Возврат. Это, знаешь, сегодня ты есть, а завтра – уже вроде все то же самое, да только... Видишь, на один двор меньше. Зайди, там еще сын Люсин.
Василий преоткрыл скрепящую калитку. Дом выглядел непривычно угрюмым и неухоженным: возраст или нет, баба Люся всегда держала и двор, и сад в чистоте и порядке.
- А, Василий Григорьевич! Проходите! Простите, что не сообщили. Знаю, что друзьями вы были, да только... знаете, все это так сразу...
- Понимаю..
И они сидели в тишине. Каждый – в своих мыслях. Василий смотрел на яркую герань, цветущую, как обычно – обильно и не вовремя, на суетящихся кур за окном, на будку, где дремал лохматый Валуй.
«Странное имя для собаки», - подумал Василий. И хотя улица была залита солнечным светом – тут, в доме – все было серым. И безжизненным. Кроме герани.
****
- Что, Васька, обосновались совсем? – Знакомый грузовик резко затормозил у дома. Водитель помахал пыльной кепкой. – Сколько дворов уже?
- Здорово, Петрович! Ото ж! Семнадцать! И еще один поднимаем – к концу месяца заедут уже!
- А я теперь постоянно на линии буду. Оставил Липнево последним – буду гостить. Нравится мне тут – тихо, что ли.
Василий улыбнулся и пожал руку друга.
- Пойдем, Тамарка щи греет. Знаешь, это традиция такая. Щи из печи.
- Что, и дети переехали? – Спросил Петрович, макая краешек хлеба в густую домашнюю сметану.
- Не, куда им пока: работа и свои планы. Брат Тамарин с нами соседом приехал с семьей, и еще свояка ждут. Землю арендуем. Бычков будем растить... а там, глядишь...
Василий опять улыбнулся, чему-то своему, очень глубокому.
- Живем, значит, Васька.
- Живем, Петрович.
Автор приостановил выкладку новых эпизодов