В повестке дня фигурировало и дело Лютера. После выступления легатов Карл V склонялся к тому, чтобы добиться исполнения папских булл. Во время своей коронации (которая проходила в Болонье, а не в Ахене), он торжественно поклялся быть верным сыном верховного церковного иерарха и защитником католической Церкви. Впрочем, он получил такое воспитание, что выпавшая ему на долю роль прекрасно вписывалась в его убеждения, и он в любом случае исполнил бы ее, независимо ни от каких клятв. В политическом плане поддержание одной и той же веры на всем пространстве империи также являлось существенным элементом ее единства. Курфюрст Фридрих Саксонский не пожалел усилий, чтобы убедить императора пригласить на рейхстаг и Лютера. В своем безмерном восхищении перед новой надеждой Германии он хранил твердую уверенность, что стоит тому выступить перед аудиторией хотя бы один раз, как он склонит на свою сторону всех до единого. Он пытался подбить и еще кое-кого из князей повлиять на Карла V, когда в дело вмешался Гаттинара — знаменитый юрисконсульт, которого Карл нашел в одном из картезианских монастырей и сделал государственным канцлером. Он и напомнил императору, что его решения по вопросам веры, бесспорно, должны доводиться до сведения князей, однако отнюдь не нуждаются ни в советах, ни в одобрении последних. Тогда Фридрих Мудрый предпринял более тонкий ход. Он сумел уговорить сразу двух советников императора, к которым тот имел обыкновение прислушиваться, — Вильгельма де Шьевра и Генриха Нассауского, и советники стали убеждать Карла, что нельзя осудить Лютера, не выслушав его. И император согласился на компромисс. Лютер получит приглашение, но лишь для того, чтобы публично отречься от своих идей. Если он этого не сделает, его ждет изгнание за пределы империи.
Казалось, согласие достигнуто. Но тут проявил бдительность Алеандр. 13 февраля он выступил перед рейхстагом с горячей, умело выстроенной и аргументированной речью, продолжавшейся три часа. Смысл речи сводился к одному: для чего нужно слушать Лютера? Разве не достаточно его слушали? Разве не он опубликовал предложения, более чем странные с точки зрения веры и оскорбительные для Апостольской Церкви? И не его ли после долгих размышлений осудил и отлучил от Церкви сразу двумя своими буллами слишком терпеливый папа? Это еретик, замахнувшийся не только на церковные, но и на имперские законы; повторяя вслед за Гусом все его ошибки, он грозит ввергнуть Саксонию в смуту, уже потрясшую Чехию, а отказываясь признать решения Констанцского собора, отрицает авторитет Церкви. К тому же вопросы веры не входят в компетенцию императора; ему, как человеку, олицетворяющему светскую власть, полагается просто исполнить предписания Рима. Впрочем, Алеандр проявил достаточно дипломатического чутья, чтобы не требовать ареста Лютера. Он призвал рейхстаг вынести решение о сожжении всех сочинений отлученного на всей территории Германии. Карл V одобрил это предложение.
В этот момент на сцене появился еще один весьма любопытный персонаж, чьи мотивы для многих так навсегда и остались загадкой, — Иоанн Глапион, монах-францисканец и исповедник Карла. Он полагал, что, если Лютера не пустят в Вормс, его мятежный дух от этого лишь укрепится; если же здесь удастся заставить его отказаться от наиболее скандальных заявлений, согласившись с теми, что поддаются двоякому толкованию, то его самолюбие получит полное удовлетворение. Таким образом все будут довольны. Очевидно, Глапион не имел ни малейшего понятия ни о личности Лютера, ни о политической обстановке в Германии, ни о той ненависти, какой немцы пылали к Риму. Он попытался добиться личной встречи с Фридрихом Мудрым, но последний, заподозрив ловушку, от нее отказался. Тем не менее, терзаемый любопытством, Фридрих направил к Глапиону для переговоров канцлера, которому брат Иоанн и изложил свой план. Он прочитал два последних произведения Лютера. «Христианская свобода», по его мнению, содержит более или менее приемлемые идеи, но вот «Вавилонское пленение» столь резко отличается от первого труда, что не верится даже, будто их писал один и тот же человек. Надо убедить Лютера отказаться от этой развязной книги, тем более что она не пред-ставляет собой никакой теоретической ценности, и заставить его признать, что в некоторых своих высказываниях относительно папы он зашел слишком далеко. Если Лютер согласится на такой компромисс, то он, брат Иоанн, берется уговорить Карла пригласить августинца на заседание рейхстага. Глапион предложил даже лично съездить в Эбернбург и на месте обо всем договориться. Но Фридрих отверг все авансы самозваного дипломата: он уже понял, что Карл по своему характеру человек нерешительный и подверженный чужим влияниям, а потому надеялся склонить его к более благоприятному для своего протеже варианту.