— А как, дядя Никита, ты ощущаешь это зло, — однажды с юмором спросил Федор. — Неужели по запаху?
— И по запаху тоже, — серьезно ответил дядька. — Воняет так, что хочется бежать! Побыстрее и подальше. И остаешься только потому, что это твой дом, твой город, твоя страна. Не бежать следует, а отрубить голову проклятому змею!
«Отрубить голову проклятому змею!» — мысленно повторил Федор, предвкушая, как молотит убийцу несчастной Лены. И снова: «Кто? За что?»
Он не обманывал следователей, когда сказал, что ничего не знал о личной жизни своей коллеги. Все их разговоры с Леной сводились к работе. Но ведь что-то она рассказывала и о личном…
Он знал, она разведена. Муж вел далеко не ангельскую жизнь: пил, гулял напропалую, несколько раз пускал в ход кулаки. На развод не соглашался, пока однажды не нашел себе подружку. Лена со смехом сообщила, что его новая жена — чемпионка по таэквондо. И теперь уже он ходит, украшенный синяками. «Но он счастлив. Видимо, ему больше нравится быть слугой, чем господином».
В мужа, как в возможного убийцу, Федор верил слабо. Кто еще у нее в семье?.. Она говорила про старшую сестру, та живет то ли в Англии, то ли в Ирландии. Зачем одной сестре убивать другую?..
Интересно, с кем-нибудь она в последнее время встречалась?.. Вроде бы никаких разговоров не было… «Гадаю на кофейной гуще!»
Он остановился напротив кабинета заместителя директора института. Яркая табличка, занимавшая едва ли не половину двери, указывала, что тут сидит человек, имеющий все мыслимые и немыслимые звания ученые звания: Кочеткова Лариса Петровна — доктор наук, профессор, член-корреспондент, лауреат и прочее. Буквы были красивыми, прописными, работал лучший дизайнер института. Смотри и восхищайся грандиозным путем великой (но скромной!) женщины.
Впрочем, Кочеткова постоянно говорила, что ее главное качество — не успехи на научном поприще, а забота о сотрудниках. «Если что, сразу ко мне. Я вам — как мамочка!» — вещала она на каждом собрании. Сотрудники верили и с любой проблемой спешили именно к ней. Она выслушивала просьбы, сурово сдвигала брови, если обижали «слабого», тут же вызывала помощницу, приказывала во всем разобраться. Маховик начинал крутиться. Он крутился, крутился по кругу, напоминая юлу. А дела не двигались. Постепенно институтская братия перестала обращаться к великой женщине, понимая: она бы и рада помочь, да проклятые сатрапы тормозят дело. А ей недосуг во все вникать. Потревожить ее снова? Как можно! В этот момент она наверняка контактирует с высшим разумом — инопланетянами, или даже с руководителями Миноборнауки. Мало ли небожителей…
Москвину в этом смысле повезло больше, обычно он обходил начальство стороной. Чего-либо просить лично для себя он не любил, не желал попадать в зависимость. Если же дело касалось работы института, то опять же — «не давил слезу», а настаивал, требовал. Не должно страдать общее дело.
Федор на мгновение остановился, раздумывая, отвлекать ли от дел светило науки по такому пустяку, как убийство сотрудницы? Потом решительно толкнул украшенную бесценной табличкой дверь. На вопросительный взгляд секретарши, так же взглядом ответил: «Меня не нельзя не принять». Впрочем, в приеме Федору никто и не отказывал.
Лариса Петровна приветливо указала на стул, и тут же гримаса горя исказила ее лицо: — Вот ведь как, Феденька!
— Да, тяжелый случай…
— Полиция пытает с самого утра.
Федор чуть не вскричал: «Как они смеют травмировать ту, кто олицетворяет прошлое и будущее нашей науки?!» Но поскольку светило вряд ли бы правильно поняло его искренний порыв, он сказал другое:
— Следователи ко мне домой заявились. Оказывается, я Лене публично угрожал. Вот такой я бандюган! — и тут он на всякий случай коснулся своего синяка.
— Жалко Лену, жалко! — Кочеткова будто не слышала собеседника и не обращала внимания на синее украшение под глазом у Федора. — Талантливый ученый! Сколько ярких статей! Диссертация почти готова. И вообще, замечательный была человек!
— Замечательный, — согласился Федор. — Когда все это произошло? Мне сказали между девятью и десятью?..
— Так утверждает следствие. И чего она домой не шла?
Федор пожал плечами, не желая личный раз напоминать Кочетковой, что это именно она требовала от Лены срочный отчет по работе отдела. Москвину тоже надлежало бы остаться, да все внутри тогда у него взбунтовалось. Сколько уже вечеров после работы он проводил в любимом институте!.. Но уж юбилей Павла Петровича пропустить никак нельзя… Они с Леной из-за этого даже посабачились (опять посабачились!..). Крамская обозвала Федора тунеядцем, а он ответил, что и рабам иногда нужен отдых.