Наше с Марком противостояние началось давно. С того раза, когда он избежал моей расправы впервые. Много лет минуло, но не изменилось ровным счётом ничего. Разве что игра стала опасней, чем прежде, да ставки выросли.
На этот раз я, кажется, застал его врасплох. Услышав женский крик, оборвавшийся внезапно, я бегу к старому дому, где уже два или три года живёт молодая семья. Оба они работают в забегаловке старика Дугласа, и я знаю их с исключительно хорошей стороны. Первая мысль, промелькнувшая в моей голове: «Рейдеры!» Однако уже с порога, чую неладное. Слишком тихо: ни стрельбы, ни ругани, ни даже шагов. Крадучись, я обхожу все комнаты, и, открыв дверь в спальню, вижу такое, от чего другого вывернуло бы наизнанку.
Кровь здесь повсюду. На кровати, на оконных стёклах, на двери, и даже на потолке. А к стене длинными строительными гвоздями прибито обезглавленное женское тело. В детскую кроватку заглянуть я так и не решаюсь, зато нахожу хозяина дома. Аккуратными частями он сложен в морозильную камеру. Холодильник выключен, так как некому завести генератор, стоящий в подвале, поэтому искать долго не приходится. Запах и рой мух выдают пропавшего с потрохами. В прямом смысле этого выражения.
За моей спиной хлопает входная дверь, и я, достав револьвер, бросаюсь на улицу. Никого. Только ветер гонит по тёмной улице шуршащие пустые пакеты. Только угрожающе звенят насекомые в кронах деревьев. Наверху затрещала черепица и я тотчас, обойдя дом, взбираюсь по приставной деревянной лестнице. Поднявшись на широкую покатую крышу, успеваю ухватить взглядом неясную человеческую фигуру, перескочившую на просторный балкон, стоящего рядом трёхэтажного здания. Это Марк, вне всякого сомнения – я узнал бы его и в толпе, будь у меня всего один глаз. Понимая, что каждая секунда бездействия дороже любой человеческой жизни, даже моей, я поднимаю ворот плаща, чтобы защитить лицо от ледяного ветра, разбегаюсь и прыгаю следом. Зацепившись за парапет, я вскарабкиваюсь на балкон и иду вдоль стены. Все двери заперты, зато за углом обнаруживается пожарная лестница. Интуиция подсказывает, что наверх он не полез, поэтому я спускаюсь в проулок. И вновь меня окружает эта гнетущая тишина. Громыхнули распахнувшиеся оконные ставни, заставив меня вздрогнуть и обернуться. Всего лишь ветер... Стукнула железная калитка за домом. Чутьё охотника сработало безотказно. Он там.
И вот я уже в старом саду. Детские качели на полуистлевших верёвках мерно поскрипывают в такт порывам ветра. Мраморный фонтан в глубине сада источает зловоние от застоявшейся дождевой воды. В шелесте разросшихся сиреневых кустов мне слышится звонкий детский смех. Когда-то у меня тоже был сад. А в нём стояла беседка. Не гнилой деревянный скелет с обвалившейся крышей, как тут. Моя беседка была обвита резными узорами и выкрашена яркими красками, и ни на минуту в ней не умолкали голоса моих сыновей. Когда я приходил с вечерней службы, жена моя накрывала столик в саду, и мы ужинали под открытым небом. Всей семьёй. С людьми, которых больше нет на этом свете. То, что Мор не тронул меня, я до сих пор считаю не удачным стечением обстоятельств, а мучительным проклятьем. Продолжать жить, когда все кого ты знал и любил, давно истлели – может ли что быть страшнее?..
Когда холодная сталь касается моего горла, я лишь криво усмехаюсь. Наконец-то мы встретились. Посмотрим теперь, чего ты стоишь. Узнаем, чего стою я. Резким движением хватаю Марка за запястье и, с усилием, отведя его кисть в сторону, оборачиваюсь. Куртка у него скользкая и липкая от крови и ему без труда удаётся вырваться из моего захвата.
Шаг назад. Кончик лезвия чиркает по груди, оставив порез на кожаном плаще. Ещё один шаг назад. Не успеваю уклониться, и лезвие вспарывает кожу на моём лице. Боли не чувствую. Вместо неё меня наполняет ярость. Отступаю, скидывая на ходу плащ. Очередной выпад в мою сторону. Я успеваю освободиться от одеяния, сковывавшего мои движения, и, прикрывшись им как щитом, парирую удар. Чувствую жгучую боль в руке, когда клинок чиркает по ткани. Марк пытается обойти меня сзади, но я не позволяю ему сделать это. Нижнюю часть его лица скрывает белая марлевая повязка. На голову накинут капюшон. Глаза горят безумием, передающимся мне как вирус. Движения Марка кажутся до боли знакомыми. Он будто копирует меня. Притворяется моим зеркальным отражением, сбивает с толку. Где же я мог видеть тебя? Где?..