Держаться здесь практически не за что. Любой неосторожный вздох может стать катализатором для падения, может стать последним вздохом. Я прижимаюсь к стене под самым балконом и замираю. Через мгновение наверху раздаются тяжёлые шаркающие шаги. Время идёт, а человек на балконе и не думает никуда уходить. Я слышу, как он шуршит карманами, чиркает о коробок спичкой и делает глубокий выдох. Он вышел покурить. Спина ноет, но положения сменить я не могу. Нужно ждать. Вопрос лишь в том, сколько. Он ведь не может стоять тут всю ночь... Раздаётся сухой кашель, и пространство за моей спиной рассекает летящий вниз плевок. «Ещё немного и я отправлюсь следом», – приходит в голову тревожная мысль. Закрыв глаза, я считаю про себя до ста, надеясь хоть таким образом заглушить нарастающую панику.
…Один... Я должен… Два… Ради Тайлера…
…Семнадцать... Ради Ларго...
…Двадцать пять... Ради Анты...
…Тридцать восемь... Сейчас я сорвусь…
…Сорок пять... Уходит... Ну, наконец-то! Господи!..
Я выжидаю, пока затихнут шаги, и, вскарабкавшись чуть выше, цепляюсь руками за самый край балкона. Так... Теперь немного подтянуться... И вот я уже переваливаюсь через перила и, тяжело дыша, падаю на пол.
Ещё даже не пробрался в дом, а уже побывал на волоске от провала! Впервые мне так не везло... Наверное, Ларго следовало самому заняться этим. Я сотни раз наблюдал, как ему удавалось бесшумно проникать в самое логово рейдерской ставки и одного за другим отправлять мерзавцев на тот свет. Иногда создавалось впечатление, что Ларго считает зрение и слух ненужными излишками, дополнением к какому-то шестому или седьмому чувству, выработанному за годы жизни в Городе. Я же пока не могу так уверенно полагаться на интуицию, и в темноте, господствующей в особняке, чувствую себя уязвимым, словно ребёнок. Особенно, когда слабое свечение из окна справа падает на сутулую человеческую фигуру, неподвижно стоящую у стены. Прижавшись спиной к косяку, я застываю. Перестаю дышать. Совсем. До боли в глазах я всматриваюсь в темноту, пытаясь разглядеть, что меня так напугало. Когда мне это, наконец, удаётся, из груди моей вырывается вздох облегчения. Это всего лишь очередная статуя. Просто мраморное изваяние. Девушка с длинными, ниспадающими на плечи кудрями, держащая в руках небольшой крест. Подойди я ближе к скульптуре, наверняка увидел бы в её глазах боль и разочарование, а на щеках застывшие навеки капельки-слезинки. Никто никогда не узнает, что заставило её плакать. Десятки, а то и сотни лет толщей пролегли между её сотворением и распадком нашей культуры. Сейчас в Городе вряд ли отыщется хоть один художник, скульптор или изобретатель. Все они давно находятся у Бога за пазухой. Он прибрал их самыми первыми, как самых лучших. А нам осталась только грязь. Только мрак. Только боль…
Вынимаю из кобуры пистолет. Только он один, давний и верный товарищ, поможет, если меня здесь застигнут врасплох. Держась вдоль стены, я бесшумно шагаю по коридору, останавливаясь у каждой двери и прислушиваясь. Желая услышать чей-нибудь голос, и в то же время, надеясь не услышать ничего. Но ни звука. Ни скрипа. Мёртвая тишина, будто я всё ещё на кладбище. А, может, так и есть, и этот особняк просто ещё один большой склеп. Его обитатели заведомо мертвы, как и любой другой житель Города. Впрочем, заведомо не значит – уже. Расслабляться рано. Я должен найти кабинет Кейна, и достать эти чёртовы бумаги. Я не должен подвести Ларго.
Разграничив для себя зоны возможного и невозможного, я чувствую большой прилив уверенности. Плутая по коридорам и залам спящего дома, то и дело вспоминаю я счастливые моменты из прошлого. Где не было Катаклизма, не было Мора, не было Кейна. Там, пусть редко, но случались, радости. Пусть не всегда, но показывался свет. Там были Хлоя, и Лиззи, наша девочка… Я любил её как родную. Она была лучше этого мира, была лучиком света... А свету в Городе места не нашлось. Бог забрал её. Тогда я думал, что никогда не прощу его за это, а сейчас понимаю, что не простил бы обратного. Теперь меня волнует другое: простит ли Господь меня? Позволит ли он мне встретиться с родными, когда покину этот мир? Я не обращаюсь с такими вопросами к нему – знаю, что это лишено смысла. Бог закрыл уши, чтобы не слышать нас. Он отвернул от нас свои очи, он забыл нас. Возможно, теперь он занят сотворением нового мира. Где всё будет совершенно иначе. Где не будет места таким, как мы. А наша история закончена. Бог давно поставил под ней точку, но почему-то забыл сказать об этом нам. Или просто не посчитал нужным?.. А мы… Что, мы? Мы хотим жить. Пытаемся написать продолжение его повести. Нам это удаётся. Безусловно. Но в сравнении с его замыслом, наша история выглядит такой неуклюжей и несуразной, что не стоит даже отвлекать его ради того, чтоб показать ему наши наброски. В них всё равно нет души. Он не оценит…