— Зато рябинушка кудрявая растет, белая березынька листочками шумит, бор зеленый разговоры говорит… Эх! Помнишь, Юша, как мы за грибами хаживали, белую березыньку заламливали?
— Помню.
— А помнишь, как Мефодия Патарийскаго читывали, как он о гогах и магогах повествует, что Александр Македонский в горы заклепал?
— Как не помнить? Еще ты все хотел Александром Македонским быть, дабы Годунова, аки царя персидского, в полон взять да на прекрасной его Ксении жениться.
— Эх, Ксенюшка, Ксенюшка! Высоко ты, птичка-перепелочка, гнездо свила! Не залететь туда ясну соколу… Вот и теперь, как вспомню эти косы трубчаты, что трубами по плечам лежат, эти бровушки союзные, соболивые… я ведь видал ее на переходах… Как вспомню все это, так и свет Божий не мил становится.
Он тряхнул своими русыми кудрями и гордо закинул голову.
— Оттого и на Дон больше ушел.
— Се б то од дивчины? От сором! — вмешался запорожец. — Та я б и вкрав, буть вона хочь царська дочка.
— Да она ж и есть царская дочь.
— Ну и вкрав бы…
— Руки, брат, коротки.
— Овва! У мене руки довги… та от як будемо у Москви, то я ии, трубокосу, и вкраду-таки… Ось побачете.
— Куда тебе, хохол эдакой!
— А все ж таки вкраду.
Отрепьев не вмешивался в этот спор. Его другое что-то занимало. «И поведу народ мой на агаряны, и изгоню их из земли Твоей в землю Агарянскую, и из Царяграда, и из Иерусалима изгоню их», — шептал он в задумчивости.
— Ты что, Юша, шепчешь? Али Настеньку Романову вспоминаешь:
Сильно подействовали эти слова на Отрепьева. Он как-то растерянно и с укором посмотрел на своего товарища…
— Что, али забыл Настеньку Романову — «грудь высоку, глаза с поволокой, щечки аленьки, черевички маленьки?..» Али забыл ее «длинны косыньки плетены, рукава строчены, шейку лебедину, голос соловьиный?..».
— Забыл, запамятовал, Юша? — приставал неугомонный Треня.
Отрепьев молчал, упорно глядя в темную даль, все более и более закутываемую дымкою ночи.
— Забыл Настеньку?
— Се московка така? Хиба ж у москалив гарни дивчата? — подсмеивался запорожец.
— Почище ваших черномазых, — даже не обернулся к нему Треня. — Ну, так что ж «Настенька — походочка частенька»? — допытывался он у товарища.
— Пропала Настенька, все Романовы пропали… — как бы нехотя отвечал Отрепьев. — Всех Годунов позасылал туда, куда и ворон костей не занашивал. Нету уж боле на Москве старшего из Романовых Федора Никитича, не видать его шапки горлатной, не скрипят по терем-лю его сапожки — золот сафьян, не блестит на Красной площади его платье золотное… Старцем Филаретом стал Федор-от Никитич, во келейке сидит он во темной; замест шапки — клобук иноческий, а золотно платье — черна ряса дерюжная…
— Что ты?..
— Истинно говорю. А и семью его, аки волк овечек, распушил Борис: Ксению Ивановну в Заонежье, на Его-рьев погост, малых детушек — Мишеньку с сестрицей — на Белоозеро. А и богатыря Михайлу Никитича в Чердынь заточил, железами заковал. Александра Никитича — к Белому морюшку самому, Василья Никитича — в Пелым… Нету боле Романовых — исчезоша, аки прах, возметаемый ветром.
— А их Настенька?..
Отрепьев не отвечал, подавленный воспоминаниями. Где-то щелкал соловей над гнездом своей возлюбленной, меж водяными порослями заливались лягушки, празднуя свой медовый месяц…
— Что ж он, избесился, что ли, Бориска-то? — спросил Треня.
— Да чует волк, что по шкуру его скоро придут, он и лютует… Царевича ищет — нюхом чует, что не царскую то кровь в Угличе пролили, а царская-то кровушка по белу свету бродит, спокою волку не дает.
— Бедная Ксенюшка! Жаль ее, что от такого-то батюшки-аспида родилась, — пожалел вдруг товарищ Отрепьева дочь нынешнего царя.
— А яки се Романовы таки? Москали ж? — любопытствовал запорожец.
— Родичи старых московских царей… Ну, вот тут и иди на Бориса, коли у него такая дочушка… Руки не поднимутся, — говорил Треня.
— Тю-тю, дурный! Так ты его вбий, а дивчинку озьми соби, коли я ии не озьму, — советовал запорожец.
Опять все замолчали. Только соловей пощелкивал своим маленьким горлышком да лягушки радовались, словно бы на долю их выпало великое счастие. Да оно и правда: счастье неведения — великое счастье, хоть и жалко оно для ведающих…