В последний раз пошел он посидеть на свою любимую скамью в яблочном саду. Там он встретил Маргариту.
Юноша был рад этой встрече. Ему давно хотелось поговорить перед разлукой с подругой детства. Но всю неделю ему это не удавалось: Маргарита словно нарочно избегала его.
Когда он подошел, она не повернула головы и вертела в руках какую-то травку.
— Ты на меня и взглянуть не хочешь, Маргарита? — шутливо сказал Станислав, опускаясь на скамью.
— Ты так тихо подошел… Я и не слышала… — ответила Маргарита и все-таки не повернула головы.
— Ну, разве так тихо? — проговорил Щерблитовский и замолчал.
Целую неделю он собирался побеседовать с Маргаритой, а теперь, когда настало время беседы, он, как это часто бывает, не знал, что говорить.
Маргарита тоже, по-видимому, не была расположена к разговору.
Станислав, задумавшись над тем, о чем бы побеседовать, Мало-помалу отвлекся и стал думать о завтрашнем отъезде, о том, как его примут в доме Мнишека, и тому подобном. Его оторвали от задумчивости слова Маргариты:
— Вот завтра ты уже и уезжаешь.
— Да. Как быстро прошла эта неделя!
— Ты рад отъезду?
— Гм… Как сказать? Пожалуй, рад.
— А разлука не страшит?
— Что ж делать! Рано ли, поздно ли — придется расставаться.
— Забудешь ты нас всех там!
— Как забыть!
— Да, да, очень легко забыть. Там ведь жизнь иная, людей много… Много паненок красивых.
— Что же из того?
— А то, что забудешь. Особенно меня.
— Это почему?
— Меня забыть легче всего… Я тебе ни мать, ни сестра.
— Полно, Маргариточка! Чего ты глупости говоришь? Ведь ты обо мне скучать будешь?
— Конечно!
— Ну, и я буду.
Они помолчали.
— Помнишь, Станислав, как мы детьми с этой яблони незрелые яблоки срывали и как нам за это попадало от тетушки? — промолвила Маргарита.
— Как же! Еще ты тогда, помню, не хуже меня умела лазить по деревьям. Весело мы тогда жили с тобой! Хорошее было время!
— Да! Пролетело безвозвратно. Все переменилось. Вот и ты теперь уезжаешь. Бог знает, вернешься ли? — печально проговорила Маргарита.
— Ну вот, не вернусь! Не Бог знает как далеко я и уезжаю-то.
— Ах, мало ли что может случиться! Тяжело мне, Станислав!
Станислав взглянул на Маргариту: у нее на глазах блестели слезы.
— Полно! Что ты!
Девушка припала лицом к его плечу.
— Нет, ты, видно, не так меня любишь, Станислав, как я тебя. Я тебя очень люблю, очень! — говорила она сквозь слезы.
— И я тебя люблю.
Маргарита не слушала его.
— Я бы никогда с тобою не рассталась, не уехала бы ни с того ни с сего, как ты. Всю бы жизнь готова была провести вместе.
— Ах, Маргаритка, Маргаритка! Какая ты еще глупенькая! Да разве возможно всю жизнь вместе!
— Можно, можно! Любил бы, так бы и было.
— Эк, ты рекой разливаешься!
— Да потому, что люблю! Ах, ты не знаешь, как я тебя люблю! — воскликнула она, подняв голову. — Смотри, голубчик, не забудь свою Маргаритку! — добавила она. — Не забудь, хороший мой!
Она встала со скамьи, быстро наклонилась к нему и поцеловала.
— Не забудь меня, хороший мой! — еще раз крикнула девушка, отбегая.
— Маргаритка! Куда же ты? Ах, какая ты глупенькая! Ха-ха-ха! Ну, чего ради так плакать? Ах, Маргаритка! Ты совсем еще девочка! — крикнул Станислав ей вслед, стараясь поспеть за ней.
Но панночка бежала, как серна, и скоро скрылась за деревьями темнеющего сада.
«Хорошая она, а только совсем еще ребенок. И чего она расплакалась? Ах, Маргаритка, Маргаритка!» — думал юноша.
XXIX
«Дикарек» и красавица
В Самборе ожидали прибытия «царевича» Димитрия. Вчера прискакал нарочный от пана Юрия с известием, что в обеденную пору следующего дня они прибудут.
В доме сандомирского воеводы шли деятельные приготовления к встрече и приему «высокого» гостя. Все, начиная от самой пани Мнишековой и кончая последним холопом, были в хлопотах.
Молодому Станиславу Щерблитовскому надоело видеть эту суету и беготню, и он спустился в сад. Конечно, мало кто признал бы в этом изящном молодом человеке того деревенского увальня, каким он был недавно в глуши отцовского поместья. За короткое время пребывания Станислава в доме Мнишека его успели перевоспитать, и молодой человек быстро усвоил наставления опытных людей. Не малую роль в его старании поскорей превратиться из «деревенщины» в светского молодого человека играло желание не казаться смешным в глазах прекрасной панны Марины. Ее подшучиванья над ним уязвляли пана Станислава в самое сердце. Когда он первый раз увидел Марину и красавица, окинув его насмешливым взглядом, смеясь, воскликнула: «Э, кузенчик! Да какой ты еще дикарек!» — он готов был от стыда провалиться сквозь землю. Он стоял перед нею красный от смущения, глядел в пол и ерошил свои густые, плохо подстриженные волосы.