Судьбу, отводящую ей роль повелительницы всего сущего.
Вот только Инария она весьма, весьма недооценила. Узнав о вероломстве Лилит, он изгнал демонессу из Санктуария, а затем изменил гигантский кристалл, называемый Камнем Мироздания и сотворенный, дабы укрывать Санктуарий от взоров извне, так, чтоб его воздействие подавляло присущие детям силы, пока они не угаснут настолько, словно никогда не существовали.
Некоторые из поколения Ратмы, из так называемых нефалемов, возмутились… и были сокрушены. Остальные рассеялись, разошлись кто куда, а самому Ратме волей-неволей пришлось скрываться вне границ обитания смертных. За многие сотни лет большая часть ему подобных повымерла, а новые поколения росли, ведать не ведая о том, чего лишены – о принадлежащем им по праву крови.
Но больше уж этому не бывать…
Отвернувшись от Ратмы, Мендельн задумался над услышанным. Разговор их шел в глубине кеджанских джунглей, в изрядном удалении от того места, где необъятное воинство Ульдиссиана устроилось на ночлег. В воздухе веяло запахом дыма, но доносился он не от громадного лагеря – скорее, со стороны Урджани, небольшого городка в половине дня ходу к югу. Туда, к одному из малых храмов, Ульдиссиана привел след нескольких уцелевших жрецов, после чего он и спалил помянутый храм дотла.
– Об ангеле брат помнит прекрасно, – после долгой паузы отвечал Мендельн. – Ничуть не хуже, чем о Лилит.
Невзирая на всю уверенность Инария в собственных силах, из изгнания демонесса ухитрилась вернуться. Отвлеченный проникновением в его мир посланцев Преисподней, ангел не заметил ее неспешных, неприметных манипуляций с Камнем Мироздания. Между тем, манипуляции те вывернули его намерения наизнанку, пробудив внутренние силы во множестве людей, населяющих Санктуарий ныне. Из них-то Лилит и выбрала в качестве собственной пешки Ульдиссиана, подхлестнув его силу при помощи кровопролития и похоти.
В итоге, однако ж, склонить его на свою сторону демонессе не удалось. Ульдиссиан дал ей бой в главном храме, и, хотя ее тела не извлекли из-под громады развалин (что только и осталось от монументального сооружения), все, включая Ратму, были уверены: Лилит наконец-то мертва. Однако в памяти Ульдиссиана, когда-то любившего ее в образе девушки Лилии, демонесса, к несчастью, осталась навеки.
– За это я могу лишь попросить у него прощения. Я знал о коварстве матери не хуже, чем о ханжестве отца… однако многие годы, многие поколения не предпринимал ничего. Только трусливо прятался.
«Трусливо прятался»… такого о Ратме, определенно, сказать было нельзя, но утешать наставника Мендельн не стал. И все же…
– Я непременно еще раз напомню ему о миссионерах, посланцах Собора. Не так давно ты говорил, что они уже изрядным числом стекаются в Урджани, а мы ведь ушли оттуда совсем недавно. Выходит, их послали туда из самого Великого Собора еще до нашего появления?
– И уже не впервые, Мендельн, уже не впервые. Как будто отец узнает, куда двинется Ульдиссиан, прежде него самого.
– Об этом я тоже упомяну.
Но уходить Мендельн пока не спешил. Внезапно он заозирался, оглядел заросли, точно ожидая, что из кустов прямо на них обоих прыгнет какой-нибудь зверь.
– Нет, я его вовсе не прячу, – заметил Ратма, и в голосе его – в кои-то веки – послышалось раздражение. – И вовсе не притворяюсь, а в самом деле не знаю, где сейчас твой друг Ахилий. Мы с Траг’Улом искали его, как могли, но охотник исчез без следа.
– Но ведь это ты поднял его из могилы!
– Я? Я только слегка повлиял на положение дел. Из мертвых Ахилия вернул ты, Мендельн. Способность вернуться ему сообщил твой дар и твоя связь с царством посмертия.
Предпочитая не начинать заново прежнего спора, Мендельн отвернулся и двинулся прочь. Ратма его не окликнул. Судя по обыкновениям наставника, Древний уже растворился в сумраке.
Общих подозрений касательно исчезновения Ахилия не высказал вслух ни один. Как-то раз, в прошлом, за обсуждением такой возможности, Мендельн едва окончательно не пал духом. Что проку изменять мир, если этому миру вскоре настанет конец?
Судьба охотника казалась брату Ульдиссиана слишком уж очевидной. Следов демонов вблизи от последнего известного местонахождения Ахилия Ратма не нашел. Полное отсутствие каких-либо следов могло означать лишь один поворот из двух. Во-первых, Ахилия мог изловить Инарий, дабы каким-то образом воспользоваться им против них, – и если это так, то дела плохи. Но, сколь это ни ужасно – особенно на взгляд Серентии, в сравнении со вторым вариантом развития событий первый выглядел куда предпочтительнее.