Мне требуется около двадцати секунд, чтобы переварить все, что он мне только что сказал.
— Мне так жаль, Чарли.
Детали, которые раньше не имели смысла, начинают вставать на свои места. Почему он продавал французскую виллу, его неопределенность в отношении работы, обида на отца.
— Ты делаешь то, что должен.
Он кивает.
— Я знаю, но боюсь. Легче от этого не стало, но я принимаю это. Невозможно успокоиться, пока я все еще беспокоюсь о том, что могу все потерять. Думаю, что, как только я подпишу сделку, станет легче.
Я сглатываю.
— Чарли, я могла бы...
— Нет. — Он отвечает незамедлительно, еще до того, как я озвучиваю предложение. — Я не возьму у тебя денег. И это одна из причин, почему я не сказал тебе раньше. Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь подумала, что твое богатство имеет значение для меня..
— Это может быть просто ссуда.
— Я не возьму у тебя денег, — повторяет он. — Но я хочу все остальное. Я хочу тебя, Лили. Я просто… Мне нужно немного времени, чтобы разобраться во всем. Эта сделка снимает с меня некоторые обязанности, и я... я подумываю о возвращении в медицинскую школу. Возвращаю себе немного того, на что была похожа моя жизнь до смерти отца.
— Правда? — Я волнуюсь за него.
— Правда, — подтверждает он. — Я не знаю, будет ли это возможно, учитывая время, которое я потерял. Они будут более снисходительны в силу сложившихся обстоятельств и потому, что...
— Из-за твоего титула, — подсказываю я.
Он кивает.
— Да. Я не знаю, какие особенности в американских медицинских школах, но я изучу этот вопрос.
— Пожалуйста,не надо.
На его лице вспыхивает боль, прежде чем он пытается стереть ее.
Я отстегиваю ремень безопасности и наклоняюсь ближе.
— Это не… я не это имел в виду. Я имею в виду, я не знаю, буду ли я в Нью-Йорке. Даже в США. Если ты хочешь вернуться в медицинскую школу, тебе следует сделать это здесь. Блайт здесь, и твоя бабушка здесь, и я… Я могла бы быть здесь. Я не хочу бросать свою работу и хочу продолжать выбирать проекты, которые мне нравятся. Не все из них будут в Англии. Но... некоторые могут быть.
Он выглядит ошеломленным. Очевидно, возможность того, что я изменю свою жизнь ради него, Чарли никогда не приходила в голову. Он планировал пойти на географические уступки.
— Ты бы смогла?
Я киваю.
— Да.
— Я люблю тебя, Лили.
Эти четыре слова переворачивают мой мир. Все, что делает меня собой, забыто и стёрто. Мое бешено бьющееся сердце замедляется, как и все, что меня окружает. Мир — сплошное пятно света, красок и шума, но я ничего этого не вижу и не слышу. Как будто я в ловушке под водой, и ничего, кроме этой фразы, не отдается эхом в моих ушах.
— Что? — Прохрипела я.
Я не ожидала, что он скажет это. Я даже не думала, что у него есть чувства.
Его улыбка нежна, когда он протягивает руку и заправляет выбившуюся прядь волос за ухо.
— Я люблю тебя, Элизабет Кенсингтон. Я люблю тебя давно, может быть, с того первого момента, когда увидел тебя стоящей в конюшне. Я увидел тебя, и мне показалось, что весь мир остановился. То, что ты подслушала, когда я разговаривал с Эллиасом? Я сказал это не только потому, что я грустил по отцу или переживал из-за денег. А потому, что я искал тебя внутри, потому что я хотел снова поговорить с тобой, а тебя нигде не было. Я был разочарован тем, что ни одна из женщин, которые пытались заговорить со мной, не были тобой.
Я плачу у него на глазах.
Я держала себя в руках в больнице, пока он не вышел из палаты. Сейчас я не держу себя в руках. Я разваливаюсь на части, зная, что он соберет осколки.
Чарли смахивает слезы большими пальцами.
— Я чуть не сказал тебе это вчера вечером, но не хотел, чтобы ты подумала… Я хочу, чтобы ты чувствовала себя со мной в безопасности, Лили. Но я не хочу тебя удерживать. Если жить здесь, даже не на постоянной основе, не то, чего ты хочешь, если я не тот, кто тебе нужен, ничего страшного. Мне просто нужно было сказать тебе. Жизнь чертовски коротка, и я хотел, чтобы ты это услышала.
Он смотрит на часы на приборной панели, и я тоже. Если я не потороплюсь, то опоздаю на самолет.
— Я достану твои сумки из багажника.
Его большой палец в последний раз касается моей щеки, а затем Чарли открывает дверцу и выходит.
Шок начинает проходить.
Когда я выхожу из машины, стюардесса уже увозит мой багаж.
Чарли заключает меня в объятия, затем оставляет легкий поцелуй на моих губах.
— Дай мне знать, когда приземлишься, хорошо?
Он всерьез думает, что я просто уеду после того, что он мне только что сказал.
Искренне думает, что есть мир, в котором я не влюблена в него по уши.
Когда он пытается отстраниться, я не позволяю ему. Я сжимаю ткань его рубашки в кулаке так сильно, что костяшки пальцев белеют.
— Я люблю тебя, Чарли. Так чертовски сильно. Меня просто ужасает, как сильно я тебя люблю. Моя жизнь казалась совершенно полноценной, пока ты не появился в ней. Ты тот человек, с котором я хочу быть, когда я счастлива, или обижена, или напугана, или... всегда. Я хочу быть с тобой всегда. И я буду ждать, сколько бы времени тебе ни потребовалось, чтобы разобраться во всем, потому что я не хочу никого другого.
Я сильно целую его, затем спешу к дверям.
42

Моя мама выглядит потрясенной, обнаружив меня стоящей на пороге ее дома.
— Привет, — приветствую я, на мгновение крепче сжимая чашку с кофе, которую держу в руках. Это была единственная остановка, которую я сделал по пути сюда из аэропорта, желая покончить с этим разговором, прежде чем удивить Лили.
Я должен был приехать только завтра. Но я подписал последние документы о сделке на день раньше, а затем сел на первый самолет в Нью-Йорк.
— Чарльз. Я.. — Она смотрит мимо меня. — Что ты здесь делаешь?
Не «рада тебя видеть». Не «какой замечательный сюрприз».
Что ты здесь делаешь?
— Я объясню, — коротко говорю я. — Можно мне войти?
— О! Э-э, да. Конечно.
Хотя на самом деле это не «конечно». Она выглядит неуверенной и смущенной, теребя жемчужную сережку, когда ведет меня в гостиную, расположенную рядом с прихожей.
С моей матерью это никогда не было само собой разумеющимся. Может быть, возможно, мы увидим, возможно, однажды. Это ее самые распространенные ответы, когда я спрашиваю ее о звонке Блайт или посещении Англии.
И мне надоело капитулировать перед ней. Она приняла свое решение, и не в моей компетентности заставлять ее пересмотреть решение о том, чтобы уйти от нас. После смерти отца мне казалось более важным поддерживать какую-то связь с моим единственным живым родителем. Сейчас это стало менее важным.