– Зато я заставил тебя смеяться, – он развел руки в стороны. – А я люблю, когда ты смеешься.
От этих слов Эмма заметно смутилась.
– Мой смех не оправдание разрушенной беседе, – тоном учительницы сказала она. – Двадцать лет, а поведение как у детсадовца.
– И я этим горжусь, – с вполне серьезным лицом заявил Мэтт. – Невероятно рад, что сумел сохранить детскую непосредственность в своих действиях.
– Осталось только научиться проще выражаться, и эффект тотального ребячества будет достигнут, – весело добавил Диего, встряв в разговор, но тут же пожалел о сделанном. Мэттью Лемье кинул на него далеко не самый дружелюбный взгляд.
– О да, – протянул он, улыбаясь одними кончиками губ. – Но нужно быть максимально аккуратным, чтобы не переборщить и не предстать в глазах людей олигофреном.
– Тоже верно, – согласился с ним парень, но его уже не слушали. Внимание Мэтта было полностью обращено к Эмме.
– Составишь мне компанию? – надев маску и протянув ей руку, поинтересовался он. – Не оставишь же ты это чудовище, – он указал на себя, – в одиночестве?
– Ну, – девушка сделала вид, что глубоко задумалась, но, очевидно, на самом деле, про себя она уже давно все решила, – так и быть. Ведьма и чудовище рвутся в бой и жаждут оттянуться на шабаше!
Диего стоял в стороне и наблюдал, как они лихо отплясывали под диско, рок 50-х и различную попсятину, пока в его мозгу не сформировалось понимание того, что сегодня он проиграл. В горле появилась горечь, а на глаза навернулись слезы.
«К дьяволу это вечеринку», – подумал он и в разбитых чувствах направился к выходу.
– Эй-йо, Карлос! – внезапно на пути объявился Ал, но Диего сделал вид, что не заметил его. Не хотелось, чтобы тот видел его в таком состоянии. – А вот игнор – удел бессовестных ублюдков, не знал, что и ты к ним относишься.
Ал схватил руку парня и всего одним незамысловатым движением смог развернуть его лицом к себе.
– Выкладывай, что случилось. Вдвоем разберемся.
– Диаз, – будто из последних сил выплевывая слова, сказал Диего, – я хочу напиться до беспамятства.
– Девушки? – понимающе спросил тот.
– Девушки, – вздохнув, ответил Диего. – Я как обычно жестко сфейлил.
– А мне было отлично, – самодовольно произнес Ал, выходя из клуба. – Я почти целый вечер провел, болтая с прекрасной Сьюзан. Я и не знал, что она приехала из того же города, что и я. Да и вообще, оказалось, у нас и правда много общих тем для разговора.
– Рад, что тебе повезло куда больше, – с улыбкой проговорил Диего. – Хоть у кого-то пати удалась.
Уговаривать Ала ехать в Брайтон не пришлось, несмотря на то, что студенческое общежитие находилось в противоположной стороне: он, по его собственным словам, был за любой кипиш.
– В Западный Бронкс ночью соваться не хочется как-то, – аргументировал свою позицию он. – Вдруг еще местные братки порешают. Приятного мало.
– Ну-у, – протянул Диего. – В Брайтоне тоже своя атмосфера со своими законами улиц, так что все равно зевать на ходу не стоит.
Магазин тети Зины был по обычаю пуст и тих, только лишь слышалось хоровое гудение холодильников и ламп. Сама тетя Зина, его владелица и самая частая продавщица, храпела за прилавком и видела уже, наверное, десятый сон, когда двое мальчишек притащились в ее обитель и нарушили покой.
– Ась, кто тут?* – по-русски выдала она спросонья, когда Диего попытался ее разбудить, а потом, заметив знакомое лицо, широко заулыбалась. – А, Диего, это ты! Говорят, раз не узнала, богатым будешь! – она даже не засмеялась, а загыгыкала. – Как жизнь молодая? Как Людмила?
– Хорошо, спасибо, – ответил ей тот, облокачиваясь на прилавок. Это могло затянуться надолго, лучше сразу принять удобную позу. Русские имели привычку говорить много, громко и бесконечно. – Мы с другом, – он указал на стоявшего неподалеку и с интересом разглядывавшего все вокруг Ала, – хотели бы купить у вас две баночки «Бадвейзера», – он почесал подбородок. – И одну шоколадку.
– А шоколадку зачем? – шепотом поинтересовался у него Ал, пока тетя Зина отошла.
– Для настроения, – без лишних слов выдал в ответ парень и забрал покупку. – До свидания, тетя Зина!
Добродушная женщина помахала ему на прощание, после чего положила голову на прилавок, и ребята поспешили покинуть помещение.
– Ты когда-нибудь задумывался, насколько мы разные? – разрывая ночную тишину, задал столь философский вопрос Диего. – Ты только подумай: мы, разные народы, вряд ли когда-либо сможем полностью понять друг друга.
– С чего это вдруг?
– Ты знал, например, что русские называют свои магазины журналами [7]? О каком взаимопонимании может идти речь, если даже в такой мелочи мы уже под одним и тем же словом подразумеваем абсолютно разные по смыслу вещи?
– Чувак, я боюсь, это слишком сложно для меня, – ответил Ал, отпивая из банки. – Мне хочется думать, что все эти послы и дипломаты в итоге смогут разобраться со всем мировым дерьмом и не допустить появления нового.
– Ух ты, надо же, – расплылся в улыбке Диего. – А я думал, что таких непрошибаемых утопических идеалистов, как я, не существует.
– Так, во-первых, сам такой, не надо меня клеймить всякими сомнительными словами, – с высоко поднятым указательным пальцем выдал Ал, – а во-вторых, я просто, как любой другой нормальный человек, ненавижу дерьмо. Особенно то, которое плохо пахнет.
– Выходит, – Диего уставился себе под ноги. – Я все-таки такой единственный.
– Вот и гордись этим, – уверенно сказал Ал, толкая его в бок. – Твои отличительные черты делают тебя индивидуальностью, а не изгоем.
– А что... Что, если окружающие не готовы принять эту твою индивидуальность? – резонно спросил тот, разворачивая шоколадную плитку и предлагая ее Алу.
– Нет, спасибо, – в довольно резком тоне ответил он. – Терпеть не могу шоколад, и я не боюсь об этом говорить! И со всем в этой жизни так: не нужно бояться выражать свою позицию и скрывать себя настоящего, иначе многие начнут думать, что ты бесхребетное чмо, и станут пользоваться твоей нерешительностью. Тот же закон джунглей, где сильный жрет слабого, но под соусом цивилизованного общества. Сечешь?
– Секу, – Диего отломал от плитки целую линию и разом запихнул ее в рот. – Секу, что шоколад сегодня полностью в моем распоряжении.