М. С. в кабинете одна. Никто не мог видеть, какая гримаса боли исказила лицо. Но министр слышал, как она почти прошипела в трубку ответ.
Приказы, как известно, надо выполнять.
— Странный у неё сегодня взгляд, — сказал один из секретарей.
— Да. С утра она не так смотрела. И рука у неё немного трясётся. Может, стоит вызвать генерал-полковника. — это тот секретарь, которому вчера позвонил министр. Он весьма и весьма осведомлённый человек. Прекрасно понимающий, какие эмоции вызвал у М. С. тот звонок.
— Пожалуй, но дело надо представить так, словно он приехал по своей инициативе.
— Об этом он и без нас догадается.
— Говори! — почти прохрипела М. С., или это капитану так показалось.
— Так не о чем говорить. Он ведь и так у вас.
Она рухнула в кресло и сдавила пальцами виски.
— У меня это где?
— Вчера я видел его в центральной тюрьме.
Не убирая рук от лица, М. С. сипло сказала.
— Уверен?
Он кивнул, но сообразив, что М. С. не видит чётко сказал.
— Абсолютно. Он шёл под конвоем от блока «А» к блоку «С». Время- около 15. 30. Это он. Заматерел только, но не слишком изменился. У меня очень хорошая память на лица.
Она смотрит взглядом, переполненным бесконечной мукой и ничем больше. Сипло не сказала, а выдавила из себя.
— В настоящее время в тюрьме нет подозреваемых по этому делу.
— Я абсолютно уверен. Я видел его там и смогу опознать.
М. С. ещё раз взглянула, но теперь уже взглядом затравленного зверя и хлопнула по кнопке вызова машины.
Значит, ещё раз встанет та ночь. Перед самым рассветом. Дождь. Девять тел, лежащих в ряд. Раскисшая земля на берегу реки. Капитан, тогда лейтенант. Смертельно белое от потери крови лицо. Он даже не стоит, а висит на плечах двух солдат. Один из этих девятерых застрелен им несколько часов назад. Он ранил второго. Тот ушел. Второго НАДО достать из-под земли. Лейтенанта подводят к каждому. Он еле шепчет: «Не тот…» Следующий, ещё один.
Чей-то голос: «Ещё двое прыгнули в реку. Мы стреляли по ним. Там глубоко. Течение сильное, и река после дождей разбухла. Вода уже холодная. Не уйти им…» Одно тело вскоре нашли. Другое же…
Всем, абсолютно всем хотелось, что бы он утонул. Она сама тоже надеялась. Была бы хоть какая-то крошечная доля справедливости. Справедливости из древних времён, когда схваченный с поличным убийца не доживал до следующего рассвета. М. С. ощущала довольно большую долю своей вины в произошедшим. Дочь ведь была очень похожа на неё. Они обе не боялись гулять по ночному городу без охраны. Одна — потому что ни черта не боялась, и свято верила, что всегда сумеет выхватить пистолет первой… Другая — просто она считала что если не делать людям зла, то и тебе не сделают… Странная немного реакция на мир для человека, выросшей среди если и не злых, то безусловно очень суровых и жёстких людей. Но такой была. Марина Саргон.
Её ведь именно поэтому и застрелили. Фигура, черты лица — всё одно. Дочь приняли за мать. А мать слишком многие ненавидели, и очень много у неё врагов. А смерть не стёрла с лица Марины какого-то странного неподдельного удивления с примесью испуга. Она так и не успела понять, за что? Так и не успела…
Откуда подняли её саму? Кто именно? Она потом так и не смогла этого вспомнить. Но что именно ей сказали, помнит точно: «На их высочество совершено покушение. Состояние критическое». А она уже поняла в этот момент, что Марины больше нет.
Говорят, материнское сердце, предчувствие… Не было его, был день как день. В чем-то серый и обыденный. Такой же, как и вчерашний… Но ставший тем днем, про которые говорят " Это было до, а это после». Того дня. Ударившего страшной тьмой.
Кэрт не верил. На многое способен гениальный врач. Но выше человеческих сил — поднять мёртвого. Пуля пронзила сердце. Она умерла мгновенно. Видела убийцу. Кэрт знал, что потерпел поражение, не успев начать боя. Иным казалось, что генерала из реанимации придётся уводить силой. Но он вышел вслед за всеми остальными. И не было на нем хирургической шапки. Он боялся смотреть М. С. в глаза. Хотя совсем не было его вины.
Кэрдин… Дождь хлещет как из ведра, а у неё на голове ничего нет. Кто-то держит раскрытый зонт. Она стоит засунув руки в карманы длинного кожаного плаща. Смертельно белое лицо абсолютно ничего не выражает, в углу рта зажата потухшая сигарета. А она стоит, и невидящим взглядом смотрит в тот переулок.
И вот теперь перед М. С. вновь встают события той ночи. Их снова придётся пережить. Все до одного. Ту ночь, когда убили её дочь. Прошлое напомнило о себе. Напомнило жутко.