Ночь прошла тяжело. Дина то засыпает, то просыпается вновь, то мечется во сне, больше похожем на бред, иногда её буквально колотит. Казалось, она не понимает где находится, и что с ней происходит. Она ругается во сне и выкрикивает какие-то имена. Она говорит, она командует. Вновь летят по степи джипы. Падают мертвецы. Видно что-то горящее. Она снова в тех местах, где пылает земля. Тяжело её слушать. Очень тяжело. Но Рэтерн её только слушала. А сама Дина вновь и вновь видит это перед собой. Коснувшись лба, Рэтерн обнаружила, что у неё сильный жар. Путалась разбудить. Бесполезно.
Она вызвала медиков, Дине сделали какие-то уколы, а она так и не просыпалась. Жар вроде стал спадать, но она мечется по-прежнему. Только не кричит больше.
Это нервы. Устала душа. Она сейчас очень сильно страдает. Ей очень, очень плохо. Она не смогла отомстить за Марину. Не смогла сдержать ту свою клятву. Поклялась она той, которая в настоящий момент умирает. Той самой М. С… И матери Марины одновременно, женщине, потерявшей единственного ребёнка.
А Рэтерн казалось, что и она словно виновата в чём-то перед ними. Она помнит добро. И просто не смогла отплатить им тем же. Пусть платой и должна была быть смерть. Всё равно.
Она помнит Дину ребёнка. Озорную, живую и очень быструю. Этакий живой огонек. Сколько лет с той поры минуло и сколько всего произошло! Тогда Дина её откровенно недолюбливала и ревновала к М. С…
К утру её пробил холодный пот. Рэтерн так и не уснула.
Мельком взглянув в коридоре в зеркало, кэртерка не узнала себя. Недешево ей далась эта ночь.
Утром позвонил Кэрт. Сказал, что состояние М. С. стабилизировалось, и опасности для жизни нет. Похоже, на этот раз говорит правду. Рэтерн промолчала о болезни Дины. Он ведь в любом случае не психотерапевт. Да и вряд ли бы ей кто-либо смог помочь сейчас.
Она никогда не считала себя сильной, но вдруг оказалась сильнее такого человека, как Дина. А её-то звали не только Чёрной, но изредка, ещё и железной. Ей очень нравилось, когда её так называли. Ибо М. С. -то железной звали все. Рэтерн держалась там, где свалилась Дина. Но Дина-то пережила гораздо больше Рэтерн, хотя и моложе. Но дело тут вовсе не в годах.
А что толку быть сильнее, если ты не знаешь как поддержать того, кто оказался слабее?
— Мне всё известно, — Кэрт склонился к лежащей М. С. и прошептал, — его перевели в госпиталь в казармах гвардейцев императора. Дина тоже промазала. А многие медики там — мои люди. Только скажи — и мы что-нибудь такое ему дадим. Мы это сумеем.
Сначала он подумал, что она не слышит. И вообще без сознания. Но глаза у неё открылись. Взгляд затуманенный, но вполне осмысленный. Она слышала всё, что он говорил. Размышляла. Приняла решение.
Заговорила с трудом.
— Это мое дело… Ты не лезь… Приказываю…
Приказ есть приказ. Хотя в сложившихся обстоятельствах именно Кэрту проще всего убить Линка. Ибо лично он считает, что за смерть Марины стоит отомстить. И за это не жалко заплатить любую цену.
К ней приехала М. С. Она ещё не слишком хорошо ходит, лицо перекошено в левую сторону так, что почти не может открыть глаз. Словно полугримаса или полуоскал на лице. Но это М. С., и она снова прежняя. А из госпиталя попросту удрала.
Дина сидит у большого окна в коридоре. В позолоченном кресле, очень напоминающие те, которые стояли когда-то в Загородном дворце. Она словно спит, опершись щекой на кулак правой руки. На Дине длинное светлое платье довольно простого покроя, хотя и из неплохой материи. Раньше М. С. у неё такого не видела. Она хотела подойти тихо, на сразу поняла, что это не получится, слишком уж сильно хромает.
Но Дина никак не отреагировала на её появление.
Подойдя, М. С. коснулась её плеча. Дина не сразу открыла глаза, и повернула голову в её сторону. Буквально смертельно усталой выглядит Дина. Словно больной. «Мне шестой десяток, а ведь выгляжу здоровее её» — подумала М. С… Дина довольно долго на неё смотрит. Никогда раньше не видела у дочери Софи-Елизаветы М. С. подобного взгляда. Светлого, и печального одновременно. Грустью какой-то переполненного. Это-то у вечно неунывающей Дины такой взгляд! Да она в жизни ни о чём не грустила! Молчит она довольно долго. Потом неожиданно сказала.
— Мы дети большой и кровавой эпохи
Враги смертные брат и сестра