Сначала упоминание о том, что Лайза обедала с Виолеттой, показалось ей абсурдным. С чего он это взял? Она решила, что отец сказал это из злости. Он обычно не ошибался, но тут Кэти заметила его ошибку.
— Очень смешно. Ха-ха! А где все это время была Дейзи? Ты о ней забыл?
— Она сидела там перед большой миской лапши с маслом.
Это решило все. Ее отец никогда не видел Дейзи. Откуда ему было знать, что она любит лапшу, если он не увидел это своими глазами? Кэти пыталась протестовать, но только потому, что не хотела, чтобы он понял, как это ее задело. Мама попыталась вмешаться, но стало только хуже.
Когда отец ушел из дома, Кэти почти бегом вернулась в свою комнату. Она заперла дверь и в слезах бросилась на кровать. Это был самый плохой день в ее жизни! Она никогда еще не чувствовала себя настолько преданной подругой! Лайза все ей соврала. В свой день рождения она предпочла быть с Виолеттой Салливан. Они провели весь день в модном ресторане, поедая креветки. А Кэти хотела всего лишь быть со своей подругой, но та пренебрегла ею.
Она долго проплакала, потом услышала легкий стук в дверь и голос матери, окликавший ее. Она знала, что ее глаза опухли до размера шариков пинг-понга, а из носа так текло, что она испугалась, не начинается ли у нее насморк.
— Уходи!
— Кэти, я тебе кое-что принесла. Впусти меня.
— Оставь меня в покое.
— У меня для тебя маленький сюрприз.
— Какой?
— Открой дверь и увидишь.
Кэти неохотно высморкалась в носовой платок и вытерла глаза краем футболки. Она встала и открыла дверь.
Мать стояла со стаканом молока и тарелкой сдобных булочек.
— Я сделала это для моего клуба, но их много. Они твои любимые, с двойным слоем шоколада и орехами.
— Мне не хочется есть.
— Даже не попробуешь? Ты почти ничего не ела за обедом и, наверное, голодна. Можно мне войти? Только на минутку.
— Входи.
Кэти снова села на кровать. Мать поставила стакан молока и тарелку с булочками на прикроватную тумбочку. Булочки были еще теплые, от них головокружительно пахло шоколадом. Кэти не могла припомнить, когда мама последний раз предлагала ей что-нибудь подобное. Обычно бывало наоборот. Однако теперь у нее было разбито сердце, и мама сидела на ее широкой кровати с озабоченным выражением лица.
— Тебе сейчас лучше?
— Нет. — Не глядя на тарелку, Кэти протянула руку и взяла одну булочку.
— Я вижу, как ты расстроена.
— Да.
— Я понимаю, что ты сердишься на Лайзу за ее ложь, но, может быть, дело не только в этом?
— А в чем, например? — Кэти отломила краешек булочки и сунула в рот, чувствуя закипающие слезы.
— Я не знаю, детка. Потому и спрашиваю. У меня впечатление, что ты что-то скрываешь от меня. Не хочешь ли ты о чем-нибудь спросить?
Кэти не понимала, к чему клонит мама.
— Нет.
— Кэтикинс, я не хочу, чтобы у нас были друг от друга секреты. Так не должно быть между матерью и дочерью, которые любят друг друга. Мы с тобой самые близкие люди.
Мама не называла ее Кэтикинс с тех пор, как полтора года назад у нее начались менструации. Мама купила ей коробку с марлевыми прокладками и эластичный пояс, который носят на талии, чтобы прокладка оставалась на месте. Демонстрируя, как нужно закладывать эту длинную марлевую прокладку в пояс, мама пребывала в таком нервном напряжении, что Кэти решила не задавать никаких лишних вопросов.
Мать между тем продолжала говорить тем же ласковым тоном:
— Я чувствую, что ты что-то скрываешь.
— Я ничего не скрываю. — Кэти разломила оставшуюся булочку пополам и половинку сунула в рот.
— Ты знаешь, что я всегда буду тебя любить, что бы ты ни сделала.
Кэти изумленно подняла на нее глаза.
— Мама, я ничего не сделала! Я не понимаю, о чем ты.
— Тогда в чем дело? Я хочу, чтобы ты была со мной абсолютно честной. Что бы ты мне ни рассказала, это никогда не выйдет из стен этой комнаты.
Кэти молчала, уставясь в пол. На самом деле она ничего не скрывала, но кое-что ее серьезно беспокоило. Она знала, что мама может дать ей хороший совет, но не была уверена в том, что может ей полностью довериться.
— Ты расскажешь папе.