Дом Дейзи находился к западу от 135-й дороги. Она въехала на подъездную аллею, проходившую между двумя панельными домами 1970-х годов, похожими как две капли воды, хотя ее дом был выкрашен в темно-зеленый цвет, а его близнец — в серый. Весь фасад дома Дейзи до самой крыши украшали завитки виноградных лоз, по форме и цвету напоминавшие вареные креветки. Сквозь них кое-где пробивалась бугенвиллея. Я припарковалась у обочины и вышла из машины, пока Дейзи ставила свою «хонду» в гараж и вынимала из багажника чемодан. Стоя на крыльце, я наблюдала за тем, как она отпирала дверь.
— Надо открыть окна, — сказала она, входя в дом.
Я вошла следом за ней. В доме давно никого не было — воздух разогрелся настолько, что перехватывало дыхание. Дейзи прошла через гостиную и столовую на кухню, по дороге распахивая окна.
— Ванная комната направо от холла.
Я поблагодарила и направилась туда, радуясь возможности по дороге заглянуть в комнаты. Квартира была самой обычной — типовой: L-образная комбинация гостиной и столовой, кухня, напоминающая по стилю камбуз, — налево, а направо — прихожая, соединяющая две маленькие спальни с ванной посредине. В доме было чисто, но неуютно.
Я закрыла за собой дверь ванной комнаты и осмотрелась — на стенах плитка темно-бордового цвета, вокруг раковины — двухдюймовая бежевая полоса. Унитаз тоже темно-бордового цвета. На двери — халат Дейзи, шелковое японское кимоно, насыщенно-голубого цвета с драконом на спине, вышитым зелеными и оранжевыми атласными нитками. Так, со вкусом у нее все в порядке. Я-то думала, что после ванны она облачается во что-то вроде бабушкиного фланелевого халата, длинного и скучного. Очевидно, ей свойственна скрытая чувственность, которую я не разглядела.
Я прошла на кухню. Дейзи поставила на плиту чайник, и из включенной на полный огонь конфорки вырывались голубоватые языки пламени. На столе красовались коробка пакетированного чая и две тяжелые керамические кружки. Бросив мне: «Я сейчас вернусь», она исчезла в направлении ванной комнаты, что дало мне возможность оценить вид из кухонного окна. Моему взору открылся ухоженный двор. Трава аккуратно пострижена, розовые кусты густо усеяны цветами — пунцовыми, алыми, персиковыми, медно-оранжевыми. Тэннье сказала мне, что Дейзи много пьет, переживая из-за исчезновения матери, тем не менее внешне вела она себя вполне адекватно, несмотря на эмоциональную бурю внутри. Меня так и подмывало заглянуть в мусорное ведро, чтобы посмотреть, не валяются ли там пустые бутылки из-под водки. Из вежливости я решила этого не делать. Чайник засвистел, я выключила газ и разлила кипяток по кружкам.
Дейзи вернулась со скатертью в руках, сплетенной из манильской пеньки, и постелила ее на стол. Она села в кресло и надела очки для чтения в круглой металлической оправе. Потом взяла стопку подшитых газетных статей и аккуратно отпечатанную на машинке страничку.
— Это все газетные вырезки, которые я нашла. Можете не читать их прямо сейчас, но мне кажется, что они могут понадобиться. А здесь имена, адреса и номера телефонов людей, с которыми вы можете переговорить лично. — Она указала на первое имя на листе. — Фоли Салливан — мой отец.
— Он живет в Кромвелле?
Она кивнула.
— Он не мог оставаться в Сирина-Стейшн. Не все, конечно, но большинство подозревали именно его. Он сильно пил, до того как мама пропала, но после этого завязал и с тех пор не выпил ни капли. Следующее имя — Лайза Клементс. Ее девичья фамилия — Меллинкэмп. Она оставалась со мной в ту ночь, когда моя мать сбежала… исчезла… называйте как хотите. Лайзе тогда едва исполнилось четырнадцать, она жила в одном квартале от нас. Эта девушка — Кэти Креймер — была ее лучшей подругой и все еще остается ею. Ее семья жила чуть ближе к центру — в самом большом и красивом доме. Мать Кэти была ужасной сплетницей, и, возможно, Кэти узнала от нее какие-нибудь пикантные подробности.
— Ее семья все еще живет там?
— Только отец — Чет Креймер. Фоли купил ту машину при его посредничестве. Кэти замужем, и они с мужем купили дом в Оркатте. Ее мать умерла лет через семь или восемь после исчезновения моей, и Чет через полгода снова женился.
— Держу пари, что это вызвало много разговоров. — Я указала на следующее имя в списке: — А это кто?
— Кальвин Вилкокс — мой дядя, единственный мамин брат. Я думаю, он видел ее в ту неделю, так что сможет восполнить кое-какие пробелы. А этот парень — Маккей — был барменом в том баре, где тусовались мои родители, дальше — имена разных людей, которым «посчастливилось» стать свидетелями их стычек.