- Почему?
Миле четыре. “Почему” - ее любимое слово.
Яна задумчиво хмурится.
- Хороший вопрос. Наверное, мне нравится, когда кожа гладкая, - она рассеянно проводит ладонью по колену. Мила сразу все замечает.
- Можно мне потрогать? - не дожидаясь разрешения, она протягивает свою крошечную, руку чтобы провести ей по коже Яны. - Ооо. Мягкая.
Прошел всего час с тех пор, как мы все-таки выехали с обочины на дорогу, но я не могу упустить шанса прикоснуться к ней.
- Можно мне тоже потрогать? Пожалуйста?
Я встречаю суровый взгляд, но разве она может мне сопротивляться?
- Ладно, - разрешает она с досадой.
Я поглаживаю ее икры, с удовольствием наблюдая за тем, как от моего прикосновения по коже бегут мурашки.
- Ты была права, Мила. Очень мягко.
Малышка накручивает на палец прядь темных волос и на минуту задумывается.
- А это не больно?
Яна качает головой.
- Обычно нет.
Я изучаю свою племянницу, пока она наклоняет голову, забавно хмуря брови.
- Ты дала ей пищу для размышлений, - говорю я своей спутнице.
- Надеюсь, ее родители меня за это не прибьют.
Я уверен, что Яна представляет себе, как Мила пробирается в ванную и берет бритву матери.
- Сбривать волосы с ног - это только для взрослых, - спустя секунду говорит она, подтверждая мои подозрения.
Я наклоняюсь к Яне и шепчу:
- Думаю, Лена ходит на лазер. Сомневаюсь, что она будет хранить бритву в месте, где до нее сможет добраться ребенок.
- Откуда ты знаешь, о чем я думаю?
Я пожимаю плечами, наблюдая за тем, как Мила возвращается к раскраске.
- Считай что по собственному опыту. Однажды утром, когда мне было лет шесть или семь, я одолжил у отца бритву. Хотел стать таким же взрослым дядькой.
- Что же ты сбрил?
- Правую бровь.
Яна не сдерживает громкого смеха.
- Наверно после этого ты стал выглядеть на все сорок! Что сделали родители?
- Отец отнесся спокойно, а вот мама была в ярости. Она не разрешала мне ходить в школу еще неделю после этого, но потом пришлось смириться.
- Незапланированные каникулы, как удобно.
- Думаю, она собиралась продержать меня дома еще дольше, но классная руководительница не вовремя позвонила ей узнать, как у меня дела, и мама была слишком пьяна, чтобы врать.
Я вытягиваю ногу под столом и испытываю облегчение после того, как оба колена были подтянуты к груди, и меняю фиолетовый карандаш на синий.
Яна берет желтый и тоже наклоняется к моей раскраске.
- Твоя мама… - она кое-как жестами показывает то, что не хочет договаривать вслух.
Я уважаю и то, как смело она спрашивает, и то, что она не делает из мухи слона это.
- Раньше, да. Уже больше пяти лет не пьет, - на самом деле, это целиком и полностью заслуга моей сестры. Она тогда была беременна первым ребенком и заявила, что мою маму и близко не подпустят к ребенку, если она продолжит бухать.
- О. Это хорошо.
- Да, хорошо. Правда, нам всем казалось, что проблемы в семье из-за алкоголя, но потом выяснилось…
- Какие проблемы, дядя Матвей? - упс. Я как-то забыл, что рядом есть еще и маленькие ушки, которые очень внимательно меня слушают.
- Я просто рассказываю Яне о бабушке Соне.
Глаза Милы расширяются в понимании.
- О. Бабушка Соня очень строгая.
- Да, есть такое.
Яна качает головой и игриво поглаживает меня по бедру, и мне приходится сосредоточиться, чтобы не отвлечься на это слишком сильно.
Арина, дочь моей сестры Майи, подхватывает наш разговор и добавляет его в песню, которую все это время напевала себе под нос.
- Она такая строгая, - тянет она. - Такая строгая, строгая, строгая.
Я не сдерживаю тихий смешок. Эта девочка постоянно поет.
Кира, внучка маминой лучшей подруги, ставит передо мной детскую чайную чашку с блюдцем.