Но она снова не выдала своих чувств.
— Сейчас они связывают портного, — тихо промолвила Катрин.
— В этом человеке есть нечто странное, — сказал король.
— Да, — согласилась она.
— Он похож на…
— …мученика, Генрих.
— Король вздрогнул.
— Они поджигают хворост, — сказала Катрин. — Скоро он предстанет перед Высшим Судьей. Любопытно, что его ждет.
— Кажется, он смотрит на нас.
Катрин отпрянула от окна. Портной мог видеть со своего места короля и королеву не хуже, чем они видели его из окна дворца.
Глаза портного встретились с глазами короля. Мужчины смотрели друг на друга — король в костюме из расшитого бриллиантами бархата и портной в рубахе из грубого полотна.
Катрин наблюдала за пламенем, охватившем ноги мученика; безжалостный огонь стремительно побежал вверх по одежде. Она ждала вопля, но ни единого звука не вырвалось из горла портного. Стонали другие, но не он.
Его губы шевелились; он молился Господу; все это время портной не отрывал взгляда от короля.
— Катрин! — хриплым шепотом произнес король и сжал ее руку; его ладонь была липкой от пота; Генрих дрожал. — Он не отводит от меня глаз, Катрин!
— Не смотри на него, Генрих.
— Катрин… я не могу.
Он действительно не мог этого сделать.
Катрин перекрестилась. Портной словно заворожил короля: Генрих хотел убежать от окна, не видеть агонии портного, но ему не удавалось сделать это; он знал, что теперь до самой смерти будет помнить умирающего портного.
Но Катрин почти забыла о мученике, потому что Генрих искал у нее утешения. Он держал ее руку в своей. Большие победы вырастают из маленьких, думала она; скромное чудо может стать предвестником великого.
Генрих молча молился, прося защиты у святых; он смотрел на портного до тех пор, пока лицо мученика не скрылось за стеной внезапно разгоревшегося огня.
НЕОСТОРОЖНОСТЬ КОРОЛЯ
Катрин лежала на кровати в своей комнате в Сент-Жермене. Она только что родила еще одного мальчика. Его назвали Карлом Максимилианом; теперь она имела трех сыновей — Франциска, Луи, который был еще более хилым, чем его старший брат, и Карла.
Она могла быть счастливой женщиной, поскольку ее страстное желание стать матерью большого семейства сбылось, но Катрин по-прежнему страдала от ревности.
Этим утром со двора донеслись женские голоса; поднявшись с постели, она подошла к окну, присела и стала слушать.
— Король уехал в Ане.
— В Ане! В такое время! Ему следовало остаться с женой и малышом.
Катрин мысленно увидела недоуменное пожатие плечами, насмешливые улыбки.
— О да, моя дорогая, король должен находиться в такой момент возле своей королевы. Во всех других вопросах король проявляет благоразумие, он понимает, что хорошо, а что — плохо. Но стоит мадам де Валентинуа поманить его… он тотчас теряет голову.
— Бедная королева Катрин! Как ей должно быть грустно оттого, что ее и малыша Карла оставили одних.
— Королева?..
Голос зазвучал так тихо, что Катрин перестала различать слова. Потом она услышала:
— В ней… есть нечто странное. По-моему, королеве это безразлично.
Катрин печально улыбнулась. Безразлично! Нечто странное? Возможно, это правда. Но как грустно знать, что ее жалеют даже слуги!
Похоже, хозяйка Ане нарочно выманила Генриха из Сент-Жермена в такое время.
Катрин окончательно встала с постели. Бесполезно поднимать ковер и смотреть в нижнюю комнату. Вместо этого она помолилась. Катрин горько плакала. Святая Дева, открой мне, как сотворить чудо, просила она.
Неужели чудо свершилось?
Мадаленна принесла ей новость.
— Ваше Величество, герцогиня де Валентинуа заболела, она лежит в Ане.
Диана больна! Сердце Катрин забилось чаще. Это случилось! Ее молитвы услышаны.
— Король в Ане, Мадаленна?
— Да, король находится рядом с мадам герцогиней, но говорят, что она больна очень серьезно.
Катрин захотелось поскорей встретиться с братьями Руджери. Когда наступили сумерки, она закуталась в плащ и поспешила к ним. Родив одного за другим пятерых детей, она сохранила бодрость и энергию.
Войдя в дом, стоявший у реки, она тотчас поняла, что Космо и Лоренцо уже знают новость. Их лица были настороженными, словно они думали, что недавно оправившаяся от родов Катрин, вопреки их предостережениям, сумела-таки отравить герцогиню де Валентинуа.
Катрин явно нервничала, торопилась, братья немедленно закрыли все двери, зашторили окна и отправили на двор двух своих слуг, хотя они и были итальянцами. Одержимость Катрин пугала астрологов.
— Вижу, вы все знаете, — сказала она.
— Это печальная новость, — промолвил Космо.
— Печальная? Это самая лучшая новость, какую я слышала за многие годы.
— Ваше Величество, — сказал Космо, — мы умоляем вас сохранять спокойствие. Герцогиня больна; никто не знает природы ее болезни. В этом городе слухи распространяются, как огонь в ветреную погоду.
Катрин забарабанила пальцами по столу.
— О да. Кто-то обязательно скажет, что я подсыпала ей яд в вино или пищу, вылила его на страницы книги… знаю. Меня обвинят в отравлении Дианы.
— Для нас будет лучше, если герцогиня поправится.
— Для меня — нет.
Она посмотрела сначала на одного брата, потом на другого.
— Лоренцо, Космо, — с мольбой в голосе произнесла Катрин, — я отдала бы все, что я имею, чтобы услышать о ее смерти.
— Мадам, на улицах уже говорят, — сказал Космо.