- Спроси вон у своей Фат! Она те все расскажет! Эта у нее твоя дочь и днем и ночью встречалась да развлекалась с племянником ее мужа, кот. сейчас в бегах! Об этом все ее соседи знают. . только одна ты ниче не знаешь и не хоч. знать! Фатима те скажет, сын ее золовки сбежал! - Ну погоди же, змея! Боком те выйдет то, что ты гов! Сполна отв. за свои мерзкие наветы перед людьми и перед богом. Да позорно даже разг. с тобой- доч. Хадиса, кот. свою же двоюродную сес. . Тебе- доч. такого отца- и стыдно было бы быть лучше, чем ты есть! Там. наконец отовала от земли налившиеся свинцом ноги и, невероятным усилием воли стараясь сохранить внешнюю невозмутимость, пошла прочь, уже не обр. вним. на несущиеся вдогонку проклятия разъяренной противницы, для кот. эта убийственная правда о ее отце, сказанная вслух при стольких свидетелях, была как удар кинжала в сердце. Там. не помнила, как очутилась у своего дома. Когда Там. вернулась домой, Мад. на кухне была одна. Она уже собрала на стол, оставалось только пост. хлеб, кот. Там. должна была принести. - Как ты долго, - сказ. Мад. и сразу осеклась, видя, как мать, тяжело переступив порог, с изможденным видом опустилась на ближайший табурет. - Что с тобой? - встревожилась, внутренне ежась под тяжелым, странно горящим взг. мат. - Ты ниче не купила? Что, деньги потеряла? . . Мад. испуганно смот. на мать. - Не я, а ты пот! . . - Да что пот? Не мучай, гов. скорей, что стряслось? !
- Это те лучше знать, что ты пот! . . - задыхаясь, выкрикнула Там. и, заливаясь слезами, наконец прорвавшимися наружу, начала причитать. - Лучше бы я умерла, чем дожить до этого дня! . . О Аллах! Что же теперь делать? . . Я же больше всего на свете боялась того имени, кот. ты теперь навлекла на эт дом, на всю семью! Ты же перед всем миром опозорила своего отца, своих братьев, ты же весь тайп теперь опоз- да сгори ты синим пламенем! . . Наконец, подавив причитания, Там. встала, вплотную подошла к доч. и, в упор глядя в ее полные слез испуганные гл, грозно потребовала: - Говори, кому позволила трогать ся? Говори! ! - грубо тряхнула ее за плечи. - Я не знаю, о чем ты. . Я ниче не понимаю из того, что ты гов! . . - дрожащим от слез голосом выговорила Мад. Сердце ее подступило к самому горлу. "О боже! Неужели она узнала, что я позволяла Иб. трогать свои руки? Но как. . откуда она об эт узнала? "- в ужасе под. она. - А- а! . . Не знаешь, о чем я гов? . . Не прикидывайся дурой! Еще раз спраш: позволяла ты ся трогать чуж. муж? . . Все село только о том и гов, что ты путалась с племян. Аб, что именно поэтому боишься вых. за др! Признавайся! - Там. опять с силой тряхнула дочь. - Что ты гов? . . Сама- то хоть понимаешь, что ты такое гов? ! - в ужасе воскликнула Мад, наконец сообразив, в чем именно ее подозревают. Пристально вглядываясь в ее широко раскрытые гл, полные глубокого, искреннего возмущения, даже негодования, Там. начала успокаиваться, у нее отлегло от сердца. Она убедилась, что не ошиблась, не поверив возводимому на дочь поклепу. Но от этого ей не намного стало легче: ведь молва- то уже распространилась, и остан. ее теперь совсем нелегко, почти невозможно, потому как толпа неохотнн расстается с подобного рода пищей для пересудов, и даже если такие подозрения не подтверждаются- все равно пытается объяснить эт чем угодно, только не истинной невинностью дев.