– Где нас будут ждать, – заключил я.
– Если не раньше, – в тон мне подхватил Крот. – Точно не знаю, но предполагаю, что где-то в тоннеле есть площадка или ответвление. Там уже вооруженный заслон стоит, можешь быть уверен.
Я хмыкнул неопределенно, поводил взглядом по небу.
– Ты думаешь, они нарочно нас провоцируют?
Теперь хмыкнул он. Помолчал и, рассудочно выбирая слова, произнес:
– Да нет, не думаю… Если и провоцируют, то чтобы показать, что они такие крутые и все такое… А вообще мы им реально нужны, тут Кондрат не врет. Бес его знает, что у него в дальних планах, но пока я вижу, что он реально хочет вступить с нами в союз. По крайней мере, с Олегом на контакт выйти. Мы для него – находка.
В окне первого этажа ближней девятиэтажки затлел едва заметный красный огонек. Кто-то из наблюдающих не удержался, закурил. Я по снайперской привычке мгновенно оценил расстояние, угол, включил мышечную память – и понял, что даже из старушки СВД легко бы шлепнул этого разгильдяя.
– Кондрат не врет, – приглушенно сказал я. – Отлично. А этот тип? Доцент?
Мы вообще весь диалог вели полушепотом.
– А-а, Доцент!.. Ну, это еще та зараза! Ты тоже заметил?
Я лишь рассмеялся – едва слышно, но саркастически, и мы, не ослабляя бдительности, пустились в оживленное обсуждение увиденного, услышанного и уже отчасти подвергнутого анализу.
Сошлись во мнении о том, что в треугольнике Кондрат – Доцент – Марсель потихоньку закипает какое-то гнилое варево. А может, и не потихоньку. А может, есть и четвертый угол, и пятый… Ведь в этой троице, насколько я понял, военных нет, а за довольно четкими действиями личного состава «восьмерки» явно чувствуется опытная офицерская рука. Значит…
– Тихо! – Крот вдруг схватил меня за руку.
Мы стихли совсем, напряжено вслушиваясь.
Снизу доносились тихие, но явные шуршащие, скребущие звуки. Мы с Кротом переглянулись, мгновенно друг друга поняли и ринулись на первый этаж.
– Осторожно!.. – с горячечным присвистом сипел мне в ухо Крот. Я и без него знал, что надо осторожно, мчались мы с ним почти бесшумно – но тут в полутьме черт попутал, я зацепил «разгрузкой» за распахнутую дверцу пожарного гидранта, где еще держались остатки стекла, – и они вылетели с предательским дребезгом.
– Тиш-ше!.. – адским шепотом взвыл Крот, отлично понимая, что это бессмысленно.
Я выругался:
– Ну, теперь уж тише или громче, без разницы…
Внизу вдруг замигал неверный свет хилого фонарика. И голос:
– Ребята! Не стреляйте! Я один.
Но стволы мы туда все же нацелили.
– Кто один? Выходи, подняв руки! – сдержанно прикрикнул я и обернулся к Кроту: – У тебя ПНВ с собой?
– Да.
– Дай.
Он сунул мне прибор, я мигом нацепил его.
– Фонарь выключи! – велел невидимому незнакомцу. – И двигай сюда.
Фонарь послушно погас. Я уже понял, кажется, кто этот таинственный гость, что он вовсе не незнакомец, сердце мое забилось сильнее…
– Не стреляйте, – повторил он. – Я иду.
И правда, с поднятыми руками, держа непогашенный фонарь, выступил на площадку первого этажа из подвальной лестницы.
– Кто? – нетерпеливо затоптался за моей спиной Крот, лишенный ПНВ. – Кто там?
Я сухо рассмеялся:
– Тот, кто умеет быть разным.
Глава 10
Перед нами стоял Доцент, улыбавшийся одновременно и заискивающе и торжествующе.
Я снял прибор, передал Кроту:
– Взгляни.
Тот взглянул.
– Ха! – только и сказал.
Доцент приблизился к нам.
– Ребята, – задушевно произнес он, – я все знаю…
– Все знать нельзя, – прервал Крот.
Советник издал коротенький принужденный смешок:
– В этом есть резон, но я о другом. У нас же здесь не философский диспут…
Сверху послышались торопливые шаги и характерный щелчок предохранителя. Крот повернулся в ту сторону.
– А, Шадым, – сказал он. – Здесь все нормально.
– Нормально? – в голосе Шадыма послышалось облегчение, но был и след тревоги. – А что вообще такое?..
Внезапное решение осенило меня.
– Вот что, – резко прервал я всех. – Идемте-ка наверх, к нашим.
Что Доцент пришел один – в том я был уверен. Какова его цель – вот что надо было узнать.
– Я к вам с предложением… – поспешно начал он, но я не стал слушать:
– Пошли, пошли. Все там, наверху. Общий сбор. Там и потолкуем.
В комнате было тепло, хотя угли в печке уже едва тлели. Я велел объявлять подъем и подбросить дров в «буржуйку» – не столько для обогрева, сколько для освещения. До рассвета оставалось около часа.