Я усмехнулся:
– Может, знаю, а может, нет.
На самом деле знал, конечно. Опять из области психологического программирования: словами про подземный путь Доцент неявно направил мысли Кондрата к ЖЭУ – что ему, Доценту и надо было. А потом уже подбросил и явные слова про ЖЭУ.
Так я и разъяснил эту ситуацию. Доцент довольно засмеялся:
– Я еще тогда заметил, что вы знаете толк в таких делах. Не скрою, я использую приемы, – тут он загадочно пошевелил пальцами в воздухе, – косвенного воздействия…
Он как будто не договорил, приостановился, ожидая моей реакции. Но не дождался. Я не собирался облегчать нашему союзнику жизнь устранением неопределенности. Пусть размышляет.
Поэтому я промолчал, посмотрел на бойцов. Несмотря на сумерки, видно было, что они тоже хранят бесстрастие. Разве что Бандерас шмыгнул носом и зачем-то потер ладонью щеку, слегка зашуршав щетиной.
Не дождавшись, Доцент кашлянул, заерзал, поправил очки. И тогда я ровным голосом произнес:
– Так. Утро вечера мудренее. Объявляю личное время. Через… – я взглянул на хронометр, – через полчаса отбой. Бдительности не терять! Утром вернемся к теме.
Мне грех жаловаться на дурной сон. Сплю всегда крепко, и сновидения у меня всегда светлые: просторы, небо, солнце, вольный мир, бывало и так, что я лечу над ним… А в эту ночь не мог уснуть. Вернее, половину ночи. После дежурства.
Я так распределил караульные обязанности, что мне выпало стоять на часах с двух до четырех. После меня заступал на вахту Жмых, я разбудил его без двух минут четыре:
– Жмых, подъем. Тихо, тихо!..
Он вскочил, ополоумевший со сна, пришлось его утихомиривать. Но пришел он в себя очень быстро:
– Четыре уже? Ага, ладно… Все нормально?
– Тишина.
Я бегло осветил лежащих. Никто не двигался.
– Будь внимателен. Понял?
– Есть, командир! Не боись, муха не пролетит!
– Ну-ну…
С этим напутствием я улегся на бетонный пол. Подушкой мне служил рюкзак, а жидковатым матрацем – собственные утепленные куртка и брюки. Ну да ничего, не впервой, и не на таких ложах снились мне свет, облака и пьянящий восторг полета…
Но ничего подобного в этот раз не было. Лежал, не мог уснуть, хоть умри. И даже вроде бы какой-то противный озноб стал пробегать по телу… Я стиснул зубы. Было здесь не жарко, что верно, то верно, но и не настолько уж холодно, чтобы трястись… Черт! Я выругал себя, ибо не ждал такого. Нервы! Какие у тебя нервы, бригадир? Нет у тебя нервов. Не должно быть. Кому, как не тебе, этого не знать.
Знал, конечно. Кое-как с собой сладил. Дрожать перестал, но уснуть все-таки не мог. Стал заставлять себя… заставил, и тут себя переломил. Не помню, как погрузился во тьму, будто исчез из этого мира, вернее, мир исчез для меня. Пустота.
– …Командир! Командир!
Я проснулся мгновенно. Раз! – и голова ясна, без всяких там блужданий меж виденьями и явью.
Из серой пелены рассвета на меня смотрели два лица: обалдело-растерянное и мрачно-похоронное. Жмых и Ирокез. Шесть утра, второй должен был сменить первого. Но, похоже, со сменой что-то вышло не так.
– Тише, – было первое мое слово, хотя будили они меня шепотом. Прочий личный состав, судя по всему, еще спал. – Что случилось?
– ЧП, – Ирокез был, как всегда, краток. – Убийство.
Мне показалось, будто во мне вспыхнуло что-то, горячо плеснуло в голову. Но я совладал с собой. Встал и спокойно спросил:
– Кто?
– Доцент, – сказал Ирокез. А Жмых отчаянно закивал, подтверждая.
Я глянул на лежащих. В полумраке все выглядели одинаково, все как будто спали. Вот он, Доцент, немного поодаль от прочих. Я бесшумно подошел, нагнулся над ним…
Да. Колото-резаная рана спины, точно в область сердца. Крови почти нет, удар нанесен абсолютно профессионально. Орудие убийства, несомненно, НР. Жертва наверняка даже не дернулась, может, и боли не почувствовала. Удар – и все. И на тот свет.
Я выпрямился.
– Как это произошло?.. Виноват. Неверно поставил вопрос. Как вы это обнаружили? Жмых?
– Это не я, – поспешно сказал тот. – Ну… – он затоптался на месте, путаясь в словах, – ну, то есть, я и не заметил. То есть… Короче, командир, я пост от вас принял, заступил. Все нормально, все спят, все тихо. Я во все глаза, во все уши!.. Но все тихо. Зенит чего-то поворочался, даже чего-то буркнул…
– Что именно?
– Не расслышал, – признался Жмых с таким видом, словно виноват в этом. – Так, чего-то бормотнул, разве поймешь… И не проснулся. Поворочался да уснул обратно. И все, потом больше никто ничего… И вокруг тоже тихо, где-то далеко вроде шум мотора слышался, но это где-то… – он махнул рукой. – Ну вот. Потом чуть светать начало. Тут как раз пора меняться. Я его разбудил, – он кивнул на Ирокеза. – Ну, пост сдал, пост принял – все нормально. Потом…