Музыка платила ему взаимностью и не оставила его без поддержки в тяжелую годину. Денису крупно повезло, что к тому времени он уже был всеми признан одаренным ребенком, и под него выделялись гранты. За него хлопотали учителя музыкальной школы, он продолжал выезжать на внеурочные репетиции и выступать на городских площадках с концертами. Ни один праздник, ни один фестиваль не обходился без него, и список его побед рос, как и мастерство. Для Дениса все это было отдушиной, которая помогала ему выжить и устоять.
Кличка «Маэстро» приросла к нему намертво. Если вначале старшеклассники насмешливо цедили это слово сквозь зубы, то по прошествии времени никто уже не вспоминал, с чего все началось. Новичка приняли и стали меньше задирать. Мелодии, которые Дэн сочинял, влияли на его окружение. Скоро директрисе уже не нужно было загонять подопечных в актовый зал, чтобы послушать выступление Маэстро в честь праздника Девятого мая или на Новый год. Даже двоечники и хулиганы выучили имена Моцарта, Бетховена и Гайдна и научились их различать на слух.
Все чаще социально запущенные подростки, вместо того, чтобы спокойно курить и материться на задворках, тащили туда с собой юного композитора и совали ему в руки рассохшуюся гитару, требуя не деньги, а просто «сбацать что-нибудь». Дэн умел загипнотизировать слушателей, повергнуть в дрожь и спровоцировать слезы у размалеванных оторв в миниюбках, а то и у неформального лидера детдомовской гоп-компании. Утерев рукавом нос, вожак хвалил его и обещал порвать любого, кто посмеет обидеть.
В те мрачные дни Денис понял: чтобы не жить в аду, ему придется стать звездой и взлететь высоко. Он сформулировал свою цель и работал над ней, чтобы обрести покой как можно скорее. Поэтому и появление Олега Ефимовича Пигаля он воспринял не как случайный дар небес, а как итог своих усилий.
Пигаль заметил его во время летнего тура в рамках проекта «Музыка седых Жигулей». Он долго общался с его учителем музыки, потом стал наезжать в детдом. Денис сначала не догадывался, что известный продюсер хочет не только двигать его к вершинам славы, но и собирает документы, чтобы взять над ним опеку. Когда его вызвали к директрисе и сообщили новость, осторожно уточнив, согласится ли он уехать с продюсером в Москву, Дэн ни секунды не сомневался.
Разумеется, Дэн не стал святым подвижником, но и совсем уж разгульный образ жизни вести перестал. По требованию Пигаля, из «дяди Олега» превратившегося уже в уважаемого «Олега Ефимовича», он выверял все свои шаги со специальным пиар-менеджером. Если был нужен рекламный скандал (без них было никак не обойтись), то он был чинным и отрепетированным, чтоб не дай бог не перешагнуть красную линию с пометкой «18+». Эльвира Ахметова на правах «невесты» отпугивала от Маэстро особо ретивых поклонниц.
Пигаль по-прежнему вел за Дениса все дела, заключал сделки и контракты, распоряжался имуществом, но Дэн не протестовал, так и не научившись толково распоряжаться деньгами. Для него имело значение только творчество. Ну, и работа, под которой он понимал репетиции, концерты, гастроли и интервью.
Пигаль «не жестил», предоставляя коллективу необходимую толику свободы. Он позволял «валенкам» иногда расслабиться, оторваться в клубе или даже отказаться от выступления, если у кого-то из них не лежала к чему-то душа. Отказаться, естественно, можно было лишь на стадии принятия решений, а не тогда, когда билеты уже продавались, но и это расценивалось как неслыханная «демократия» в среде шоу-бизнеса.
А вот с наркотиками и запоями у Пигаля было строго. Денис больше не злоупотреблял, как-то справился и переключился на естественные и не столь губительные для организма стимулы, но другие «валенки» жаловались и на внезапный шмон в личных вещах, и на спущенный в унитаз «кокос». С провинившимися Олег Ефимович был скор на расправу, ансамбль по этой причине лишился трех музыкантов и двух танцовщиц, которым, впрочем, моментально нашли замену. Но Дениса все это словно и не касалось. Он писал теперь легко, без фармацевтических «костылей», и жил внутри музыки, оставаясь с ней «на ты».