- Мне кажется, опекун знает, кто виноват и кому выгодно, но почему-то молчит об этом, - осторожно признался он. – И это не генерал.
- Я тоже так подумал, - согласился Володя. – Я читал накануне о той печальной истории – все, что нашел в сети Интернет. Единодушного мнения нет, однако очень многие говорили, что предсмертная записка – это банальный оговор. Хотя перед смертью вроде бы врать не положено, но некоторые все равно врут. А еще писали, что на самом деле вы не были толком знакомы или пересекались только в общественных местах. Очень мутная история с тоннами лжи, сомнительными героями и пострадавшими. Похоже, будто с ее помощью прикрывали чью-то вне всякого сомнения высокопоставленную задницу.
Денис бы хотел, чтоб все так и было, но он и правда не помнил всех девушек, прошедших через его постель. От сумасшедшего успеха у вчерашнего детдомовского пацана попросту сорвало крышу. Дэн пошел у своих слабостей на поводу и теперь был вынужден всю оставшуюся жизнь расплачиваться за это.
- Мне совестно вспоминать те дни, когда я вел себя как питекантроп. Обычно опекун поддерживал меня, стараясь не напоминать лишний раз и не упрекать. Все уже было сказано между нами, разобрано на детали, усвоено и признано, и я с тех пор изменился, это правда! – виновато сказал Денис, опуская голову, и Володя превратился в слух. – Но вчера Олег Ефимович зачем-то снова достал с полки эту историю, отряхнул с нее пыль… Может, в его словах все-таки есть рациональное зерно?
- А может, он хотел, чтобы вы оставили идею докопаться до истоков? – предложил еще один вариант Довгаль. – Если вам так это неприятно, то вы не станете ворошить.
Дэн снова громко вздохнул. Что ему было на это сказать?
- А кроме того случая, больше ничего с вами не случалось? – допытывался Володя. – Вы не получали сообщений по почте? Угроз? Подозрительных звонков? Не обязательно накануне, вообще когда-либо. Быть может, вас преследовали неприятные люди?
- Нет. Мне никто не пишет и не звонит, разве что «валенки». Если звонят с незнакомого номера, я никогда не беру трубку. Да и делами заправляет Олег Ефимович, я ни во что не вникаю. Есть еще секретарь по контактам с прессой и фанклубом. Если и приходили угрозы, то не мне. Мне о них ничего не известно.
- И тем не менее, вы в тайне от вашего опекуна наняли частного детектива.
- Я уже пытался вам объяснить про него.
- Вы пытались мне соврать. Не спорьте, Денис Игоревич! Я понимаю, что так велел вам отвечать сыщик, и в целом, нахожу манеру здравой. Вам не стоит излишне доверять незнакомым людям, а поскольку мы с вами практически незнакомы, то я не буду давить и требовать немедленных признаний. Однако подумайте вот о чем: если у вас есть догадки, которые способны облегчить мою работу и сохранить вам здоровье, вам стоит пересмотреть список доверенных лиц. Проконсультируйтесь с детективом, пусть он проверит меня или просто поговорит со мной. Мне кажется, нам всем лучше действовать заодно, это в ваших интересах.
- Я учту, - неохотно пообещал Денис.
«Уж как-то слишком внезапно ты появился в моей жизни, - размышлял он, глядя в боковое окно. – Ворвался на правах телохранителя и сразу принялся командовать. И вообще, куда ты меня сейчас везешь? Сказал, что в Рязань, а на самом деле?»
Денис снова включил смартфон и открыл приложение с картами. Вбил маршрут от коттеджного поселка до Рязани. Подключил геолокацию, чтобы отслеживать продвижение. Судя по всему, они и правда ехали в сторону Рязанской области, но если точного адреса никто, кроме Володи, не знал, имело ли это значение?
Довгаль вел машину сосредоточенно, но иногда нет-нет, да и бросал в сторону Дениса острые взгляды. Наблюдал. Присматривался, но вопросов больше не задавал. Чувствовал, видимо, какие мысли бродят в голове у Саблина, и события предпочитал не торопить, давал ему время. А Дэн нервничал, мысленно мотаясь между двумя полюсами. Вот так они и мчались по неплотно забитому шоссе в колючем молчании, занятые каждый своими мыслями, довольно долгое время.
*
Музыкальный бонус: Инструментальная композиция итальянского диджея Роберта Майлза (Кончини) «Дети» (Childrеn).
*
В бескорыстие людей Денис перестал верить лет в одиннадцать. Его просветил сосед по комнате Димон – пацан на два года старше, но проведший в детдоме половину своей сознательной жизни. Димон не был сиротой, но жил на «государственной квартире», потому что родители были ограничены в правах. На выходные его иногда забирала к себе двоюродная сестра, и Дэн завидовал ему. Он тоже хотел, чтобы ему было к кому возвращаться.