Ему было десять, и на конкурс его послал руководитель кружка Дома культуры в селе, где он жил. За пять лет до этого Денис забрел на урок к этому педагогу – и остался надолго. Семен Потапович почуял в нем будущего Моцарта и вцепился словно клещ. Первые шаги к успеху Саблин сделал именно под его неусыпным контролем и наставлениями.
Их знакомство началось с чистейшего случая. Заслышав волшебные звуки полифонии, льющиеся из окна, пятилетний Дениска, как сомнамбула, пошел на ее зов. Это был Бах, исполняемый не самым усердным учеником, но Саблину и этого хватило. Услышанное настолько отличалось от всего, чему он до сих пор имел возможность внимать по радио, что он сначала застыл, парализованный, а потом решительно направился в чужой дом, чтобы прикоснуться к чуду и стать к нему ближе.
Это было странное состояние окрыленности и уверенности в себе. Денис был не просто околдован классической фугой – он почувствовал с ней родство. Он будто изнутри увидел и мгновенно познал сложный рисунок пассажей, физически ощутил божественное дыхание чужого вдохновения и логику пьесы. Он чувствовал грубость ошибок и фальшивые ноты, которые то и дело брал нерадивый ученик. Ошибки расстроили его, и ради того, чтобы восстановить гармонию, Денис и вломился к соседу прямо во время частного урока.
Не осознавая себя, он приблизился к пианино и, оттеснив паренька (тот, хоть и был изумлен, с радостью уступил насиженное место), взгромоздился без спроса на его стул со стопкой нот, подложенных под пятую точку до нужной высоты.
- Это еще что такое? – грозно и в то же время пораженно воскликнул хозяин дома и фортепьяно. – Что еще за хулиганство? Ну-ка пошел вон! Мы занимаемся. Где твои родители?
Денис не слышал его – он слушал только инструмент. Пианино молчало, но при этом звучало на каком-то тончайшем уровне бытия, подсказывая ему, что делать. Оно хотело разродиться звуками, неся в себе великую потенцию всех возможных мелодий мира, и эта его готовность к шквалу, к потоку невероятных вибраций восхитила Дениса. Улыбнувшись инструменту, словно живому человеку и близкому другу, он прикоснулся пальчиком к клавишам… подумал немного, сосредотачиваясь… и принялся подбирать недавний мотив.
Это оказалось совсем непросто. Хотя он видел, чувствовал, какая клавиша отвечает за какую ноту, ему не хватало техники, знаний и понимания, как надо держать кисть и работать пальцами. Денис не сдавался, потому что многоголосая мелодия уже жила в нем и руководила, словно засевший в мозгу инопланетный паразит. Он все делал медленно и неуклюже, но наконец, после нескольких неудачных попыток, рисунок был воссоздан на физическом уровне, и Денис, удовлетворенный, подключил левую руку, стараясь вплести с ее помощью второй голос. Растопырив пальцы, он тянул их в стороны, стремясь зацепить сразу несколько клавиш, чтобы взять аккорд. Фуга Баха рождалась в корчах и была ужасна, но в то же время вполне узнаваема. Усилие за усилием, она выползала из под его неловких рук. Дениска ерзал, пыхтел, шумно дышал и продолжал начатое с упорством маньяка.
Учитель музыки больше не грозил ему карами, а потрясенно примолк. Его ученик тоже перестал подхихикивать и смотрел на «мелкого», открыв рот. Даже до него дошло, что сейчас перед ним творится нечто невообразимое.
А Денис играл: медленно, на ощупь, но безошибочно. И даже с чувством, которого становилось все больше и больше. Сложности его не пугали – пугала телесная беспомощность. Денис слышал, как надо, знал это, жаждал, но пальцы подводили, выдавая нечто убогое. Не совсем то, что грезилось ему и звало в даль. Даже совсем не то.
Не выдержав этого противоречия, он неожиданно резко, на половине фразы сбросил руки, закрыл ими лицо и разревелся.
Старый учитель тоже заплакал – но совсем по иной причине.
- Ты кто? – повторил он, благоговейно подаваясь вперед. – Денис, кто ты такой?!
Саблин оглянулся на него так, словно впервые заметил:
- Я тут живу, - сообщил он, шмыгая носом, – через дорогу. Можно я у вас останусь? У меня получится, я знаю.
Конечно, Семен Потапович Пушинин не мог ему отказать. Он уже лихорадочно прикидывал в уме, что скажет матери этого гениального ребенка. Соседка Лида казалась ему строгой и бескомпромиссной женщиной, настоящей бизнес-вумен, и старый учитель ее немного побаивался. Он был уверен, что его участию в судьбе малыша Лида Саблина не больно-то обрадуется.