Однако божественное колесо Фортуны было не остановить. Денис четко встал на курс, и никакие запреты, ничья воля не были способны сбить его с пути. Он очень быстро проявил свои таланты: научился играть на фортепьяно, освоил аккордеон и даже одолел огромную тяжелую трубу, за которой его и разглядеть было сложно.
С трубой у него вышло совсем уж нечаянно: педагога для духовых инструментов в селе не имелось, и инструмент просто пылился в шкафу Дома культуры, где проходили занятия музыкального кружка. Денису, долго стоявшему перед стеклянной дверцей шкафа, стало жаль заброшенную трубу. Она хотела петь – и он дал ей эту возможность, для чего расковырял замок, чуть не разбив витрину.
- Учиться тебе надо по-серьезному, - вздохнул Семен Потапович, услышав, как Саблин, усердно надувая пухленькие щеки, в конце-концов довольно похоже воспроизвел на трубе отрывок из сюиты Римского-Корсакова. – Негоже такой талант в землю зарывать. Ты же, Дениска, счастливчик, Богом в макушку поцелованный!..
Именно Семен Потапович, поняв, что большего дать необычайному ученику не в состоянии, договорился с директором одной из Самарских музыкальных школ, что его воспитанник будет посещать класс фортепьяно раз в неделю. Пока неофициально, а там, бог даст, мальчик преодолеет вступительные экзамены и поступит с нового учебного года сразу во второй или третий класс. Пушинин сам возил его в Самару. Денис в ту пору был слишком юн, чтобы задумываться о материальной стороне дела, но позднее считал, что ради талантливого ученика Семен Потапович платил репетитору в том числе и из своего кармана.
Родители, конечно, тоже участвовали, хотя мама, Лидия Сергеевна, продолжала смотреть на музицирование весьма скептически. Почему-то ей не нравилось, насколько сильно ее сын увлекся музыкой, хотя бурных протестов и не выражала, мирилась с тем, что происходит.
Денис видел мать нечасто, она все больше пропадала в разъездах и командировках. Дэн знал лишь, что у нее есть туристическая фирма, по делам которой ей приходится мотаться по всему Самарскому краю. За хозяйством и детьми присматривал отец, работавший здесь же, в селе.
Соседи шептались, что гораздо больше Игорь Саблин любит младшую дочку, нянчится с ней, расплываясь в неподдельной улыбке, и заваливает подарками, а на талантливого сына постоянно рявкает и смотрит исподлобья. Не иначе, подозревает жену в неверности, ведь и внешностью Дениска пошел согласно известной присказке: «ни в мать, ни в отца, а в чужого молодца». Все Саблины были светловолосыми и светлоглазыми, а мальчик у них рос темненький, с цыганским пронзительным взглядом.
Самого Дениса подобные сплетни не волновали, а если и чувствовал к себе прохладное отношение, то к сестре не ревновал. Ему было не до того, ведь у него была Музыка! Ее неподкупная любовь компенсировала ему практически все. На том злополучном конкурсе, после которого случился пожар, Денис впервые сыграл пьеску собственного сочинения и так растрогал комиссию, что ему присудили главный приз.
Непонятно, отчего тот его успех родители захотели отметить по-особенному. Прежде подобного за ними не водилось, да и пьющей семья Саблиных никогда не считалась. Тем не менее, вердикт полиции был однозначен: людям страстно захотелось выпить, чем они и занимались весь вечер. В выгоревшей дотла комнате нашли множество осколков от водочных бутылок.
Зима в тот год стояла трескучая. Дом семьи Саблиных отапливался дровами. Огонь вспыхнул во втором часу ночи, быстро распространился по всем комнатам. Свидетелей, как все это начиналось, естественно, не нашлось. Соседи забили тревогу, когда изба уже превратилась в большой пылающий факел.
Сам Денис никакого застолья не припоминал, но, честно говоря, в десять лет он ложился спать очень рано. Вот и в ту страшную ночь он отправился к себе как обычно, а проснулся – в сугробе за забором. На нем была пижама и ни следа копоти. Даже волосы не пахли дымом. Разбудил Дениса лютый холод. Он вскочил, ничего не соображая, по колено в снегу, а родной дом за его спиной уже вовсю полыхал, и громко лопались от жара оконные стекла…
Следствие велось спустя рукава. То, что мальчик оказался в сугробе, сочли последним рывком умирающей матери, выкинувшей ребенка в окно. И плевать, что десятилетний крепыш фантастическим образом перелетел через огород и через забор, преодолев по воздуху двенадцать метров. Слава богу, что обвинить его, ревущего и растерянного, в поджоге никто не посмел. «Повезло ему, - говорили, - Бог спас. Не судьба».