На деле судьи делали все, чтобы помочь… преступникам. В Гамбурге, где я проводил свое расследование, будучи журналистом, несколькими месяцами раньше состоялся процесс над палачом Варшавы Людвигом Ганом. Этот бывший шеф гестапо и СД в Варшаве был приговорен 5 июня 1973 года к двенадцати годам заключения за соучастие в убийстве. Однако он вскоре был выпущен на свободу под предлогом «плохого состояния здоровья». Этому убийце было лишь предписано каждую неделю являться в полицию для отметки. Люди ежедневно ходят на работу. И куда проще ходить раз в неделю на каких-нибудь полчаса…
А сам полицейский контроль проходит запросто, «по-семейному». Автор этих строк может судить об этом по разговору, которому был свидетелем, между унтер-офицером 15-го полицейского участка в Штутгарте и неким Лейббрандом, который в 1944 году отдал приказ уничтожить тридцать ни в чем не повинных итальянцев и теперь должен был «отмечаться» в течение периода условного освобождения в 1963—1964 годах.
— Какой позор! — воскликнул караульный. — Вас, герр профессор Лейббранд, заставили дать подписку, как какого-нибудь злодея! Вас, бывшего офицера с многочисленными наградами! Выдающегося человека! Бедная Германия, как она изменилась!..
Ган в свою очередь был обвинен в том, что «приказывал или допускал» убийство узников тюрьмы в Варшаве. Этот процесс продлился год, и прокурор потребовал по 47 пунктам обвинения пожизненного заключения (в ФРГ нет смертной казни.) Однако в 1969 году все еще продолжалось очередное, одиннадцатое по счету, расследование с целью определить ответственность бывшего гестаповца за отправку тысяч польских военнопленных в Освенцим и Майданек. Суд Гамбурга сослался на «неубедительность свидетельских показаний, представленных по прошествии стольких лет».
Одновременно с Ганом перед судом предстал его помощник, эсэсовец Томас Виппенбек, тоже шестидесяти пяти лет. Он был приговорен к двум годам тюрьмы «за простое соучастие», но поскольку Виппенбек только «подчинялся приказам», он был освобожден от отбывания срока…
Эсэсовец Хорст Вагнер, бывший сотрудник Гиммлера и Эйхмана, с 1958 года «ждет» приговора суда в Эссене, Он обвиняется в истреблении 356 664 русских, поляков, евреев, греков, французов, венгров, голландцев, датчан, итальянцев, которых он отправил на фабрики смерти в Треблинке, Майданеке, Берген-Бельзене, Освенциме и др. Адвокат Вагнера добился отсрочки суда, ссылаясь на «слишком слабое» здоровье своего клиента. Один за другим специалисты-медики спешно направляли пространные медицинские заключения секретарю суда: отоларинголог, офтальмолог, ортопед, психиатр, психоаналитик… Среди них не хватало только заключения специалиста по педикюру.
Дело было отложено до июня 1971 года. Год спустя, 26 мая 1972 года, за три дня до начала процесса, Вагнер перенес операцию на правом глазу. Заседание суда вновь было отложено. В июле 1972 года, после четырнадцати лет следствий и экспертиз, процесс был снова отсрочен. Что случилось на этот раз? Повреждение позвонков. Пациент терпел адские боли в области четырнадцатого и пятнадцатого позвонков. 24 августа того же года Вагнер лег в клинику для операции.
«Бедный» Вагнер! Он по-прежнему на свободе и окружен заботами сиделки, которая приходит к нему домой в Эркрате, пригороде Дюссельдорфа.
9 февраля 1942 года. Древний Краков. В камине роскошной резиденции гитлеровского генерал-губернатора в Польше потрескивает огонь. Снег застилает окна.
Генерал-губернатор Франк принимал в тот день именитого гостя. Радушным жестом он предложил ему сесть в огромное кресло перед камином XIV века, украшенным дорогим фаянсом и золотой инкрустацией. «Именитым» гостем был сам рейхсфюрер Гиммлер, сопровождаемый восемью адъютантами и функционерами с Принц-Альбрехтштрассе, державшимися на почтительном расстоянии. Среди них Вагнер, недавно переведенный из ведомства Риббентропа в РСХА, подчиненное Гиммлеру.
— Вы требуете слишком многого, герр рейхсфюрер! — сразу же приступил к делу Франк. — 300 тысяч поляков! Месяц назад, во время визита шефа еврейского сектора оберштурмбаннфюрера Эйхмана, я уже представил некоторые оговорки на этот счет.
— Знаю, Эйхман говорил мне об этом, — отрезал Гиммлер.