Прервав свои воспоминания, швейцарский солдат вдруг признался:
— Мой зять работает в ресторане при казино «Кампионе». Он знает всех богатых германо-итальянцев в округе. Человек, которого вы ищете, это определенно Эрико Райа, австриец, которого, я уверен, легко узнать. У него стальные голубые глаза, глубоко засевшие в глазницах. Он управляет в Милане международными компаниями и время от времени приезжает сюда поиграть в рулетку. Играет крупно. Мой зять заметил, что он никогда не появляется в «Кампионе» один. И никогда не бывает в компании женщин. Его всегда сопровождают трое или четверо мужчин, моложе его и весьма крепкого сложения. Служители в шутку говорят: «Раджа и его свита». Один местный полицейский попробовал навести о них справки, но безрезультатно. Говорят, эта банда занимается торговлей наркотиками.
В тот же день я встретил в Лугано лейтенанта кантональной полиции, который, тщательно взвешивая слова, сказал:
— Федеральные и кантональные власти запросили министров юстиции и иностранных дел Голландии. С общего согласия было решено немедленно арестовать д-ра Райа, который опознан как бывший эсэсовский офицер Райакович. Мы и так уже держали под наблюдением его самого и его виллу: из Италии до нас доходили различные слухи. Однако дипломатические отношения с Австрийской Республикой, подданным которой он является, не позволяли нам принимать меры против мирного бизнесмена, который исправно платит местные налоги и несколько раз вносил пожертвования в наши спортивные клубы. Федеральный отдел юстиции и полиции объявил ему свое решение о его высылке из Швейцарии через любой участок границы по его выбору.
— И куда он направился? — спросил я.
— Если бы я и знал это, то не смог бы сообщить об этом кому бы то ни было, — патетически ответил лейтенант. — Так или иначе, доктор Райа в этот момент доставлен в какой-нибудь крупный швейцарский аэропорт на полицейской машине…
Всю ночь я ехал на машине по дорогам, от которых кружилась голова. Наутро я оказался в Мюнхене у своего старого друга Отто Штрассера. Благодаря Ренате, моей секретарше, сменявшей меня за рулем, я почти не потерял времени в этой гонке.
Отто Штрассер с любопытством выслушал меня и сказал:
— Я также, как и вы, считаю, что Райакович решил укрыться в Баварии. Вы, конечно, очень хорошо сделали, что приехали сюда. Через час я постараюсь сообщить вам подробности. А пока отдыхайте у меня дома. Ваша охота на крупного нациста, очевидно, изнурила вас…
Отто разбудил нас только к вечернему чаю. Его голубые глаза блестели.
— Пока конфиденциальная новость, — сообщил он, — но этой ночью она станет известна всему миру. Эрих Райакович прилетел сегодня утром в Мюнхен из Цюриха. Он смешался с группой пассажиров, предъявил баварским полицейским австрийский паспорт на имя Эрико Райа, затем взял такси. Никто из немецких властей, по-видимому, не догадывается, с кем имели дело чиновники аэропорта… Вот что меня поражает. Те, кто знаком с тщательной работой бернской федеральной полиция, не могут представить себе, чтобы она не оповестила боннскую полицию.
— Однако, — возразил я, — как же вы сами узнали, что Райа благополучно прилетел самолетом швейцарской компании и уехал на такси?
— Возражение вполне разумное. По благоприятному и почти невероятному стечению обстоятельств сержант полиции запомнил, скажем так, этого пассажира и даже номер такси, в которое он сел. Немецкая полиция всегда стремится поддерживать свою репутацию.
Через полчаса я поднимался по покрытой блестящим линолеумом лестнице в доме пограничной полиции. Мои попытки добиться приема у шефа Плинсингера оказались тщетными. Улыбающаяся секретарша стала сдержанной, когда я предъявил журналистское удостоверение парижской газеты. Из-за моего безупречного немецкого произношения атмосфера стала еще более натянутой. В моем присутствии, как заметила моя молодая спутница Рената, знающая свое дело секретарша начала односложно отвечать на бесчисленные вызовы, сигналы которых ярко вспыхивали на светящемся табло. Очевидно, такого непрошеного гостя следовало держать в стороне.