Постепенно группа «Круз Иберика» утвердилась как неонацистское ядро буржуазной мадридской молодежи. Кроме того, она служила вербовочным пунктом для новичков. Бывшие эсэсовцы, а также несколько прелатов, находящихся в опале у Ватикана, но обладающих немалыми капиталами, задумали ее во время тайной встречи в Севилье, всего лишь десять — двадцать дней спустя после смерти Франко. Платформой «Круз Иберика» стал слегка замаскированный нацизм в сочетании с отрицанием коммунизма, иудаизма, капитализма и масонства. Редактор журнала «Круз Иберика» разгневанным тоном заявил мадридским полицейским, которые стали допрашивать его после ареста:
— Нас поддерживают весьма крупные промышленники Германии и Италии. Знаете ли вы, что в наш совет попечителей входит полковник Леон Дегрель, лучший католик Бельгии?
Это заявление одного из организаторов нападения на католический банк не зарегистрировано в протоколе допроса. Но я подтверждаю его подлинность и хочу напомнить, что НСДАП была создана в католической Баварии и пользовалась поддержкой католиков в Германии.
Услышав разговор о Леоне Дегреле, я почувствовал нарастающий гнев. Подобно Адольфу Эйхману, бывший главарь бельгийского нацизма, предатель своей родины, один из высших чинов в войсках СС и жестокий палач, разыгрывавший из себя добродетельного христианина, он заслуживает самого сурового наказания.
Казалось, его конец наступит в 1961 году. И если в то время эта попытка сорвалась, то здесь не моя вина. «Выдача без суда и следствия», если позволительно такое выражение, потерпела неудачу вследствие оплошностей одного неопытного человека…
О провале я узнал утром 31 июля 1961 года. В приемной редакции крупной газеты, где я ждал своего друга, парижского журналиста, работали два телетайпа. Один передавал новости на французском языке, другой — известия, распространяемые крупным американским телеграфным агентством. В одинаковом ритме оба повторяли последние сообщения из Испании. «Нескончаемое постукивание франкистских кастаньет, — сказал мой приятель. — Пойдем-ка выпьем кофе…» Тут он заметил, что я буквально заворожен движением бумажной ленты. Мои глаза были прикованы к информации, выстукиваемой одним из телетайпов:
«Мадрид, 30 июля. Прокурор военного трибунала потребовал длительного тюремного заключения для четырех обвиняемых, признавшихся в том, что они пытались похитить на испанской территории бывшего шефа бельгийской партии рексистов Леона Дегреля. Главные обвиняемые — израильский журналист Цви Алдуби и француз Жак Фейнсон. Двое испанцев из Севильи (где должно было произойти похищение), у которых были найдены компрометирующие документы, будут отвечать за участие в похищении. Названные Алдуби и Фейнсон арестованы 6 июля на пограничном посту Ла-Хункера. Оружие, боеприпасы и подстрекательские листовки изъяты из машины с французским номерным знаком…»
За три месяца до этого я был втянут в необычную авантюру.
Окно моей квартиры распахнулось под порывом весеннего ветра. Не зажигая света, я поднялся, чтобы закрыть его. И тут заметил массивный неподвижный силуэт, темневший на тротуаре напротив. Человек с пышной шевелюрой неотрывно глядел на фасад старинного строения, считавшегося историческим памятником, где я обитал вместе с моими иконами.
Босиком и в пижаме, прислонившись к оконному проему, я наблюдал за незнакомцем. Улочка была такой узкой, что расстояние от незнакомца до моего окна едва составляло четыре метра. Что мог он делать в этот ранний час на пустынной и тускло освещенной мостовой? Наконец, он извлек из кармана клочок бумаги и взглянул на него при свете зажигалки. Внезапно, оглядевшись вокруг, он толкнул входную дверь. Я услышал его тихие шаги на лестнице, затем около моей двери и, наконец, короткий тихий звонок.
Недавние события сделали меня осторожным: шумный процесс над одним немцем, избежавшим денацификации, бесконечные нападки германской реваншистской прессы, наконец, многочисленные угрозы в анонимных письмах и телефонных звонках… Я быстро натянул брюки и сунул в карман браунинг. Звонок прозвенел снова, также тихо.
Скорее из любопытства, чем из бравады, я решил вовсю распахнуть дверь моей квартиры.
— Что вам нужно?
Послышался неуверенный голос, произнесший по-французски с сильным акцентом:
— Вы Александров?
— Да… Но почему вы следили за моим домом? Кто вы?