Однажды вечером я присутствовал при допросе спесивого эсэсовского офицера из службы «коричневого дома» в Мюнхене. Поздно ночью он «помягчел» и сообщил некоторые сведения относительно эвакуации архивов этого «дома». Когда капитан американской армии задал ему последний вопрос: «Действительно ли вы верите, что Мартин Борман погиб в последние часы Берлина?», он выпятил грудь и сухо ответил: «Нет!»
Несколько мгновений спустя, когда сержант-стенограф приводил в порядок свои записи, а капитан снимал с вешалки фуражку, он добавил:
— Вы слишком плохо знаете самого изворотливого из всех наших шефов, к тому же самого богатого, если верите, что он мог позволить поймать себя, как крысу, вашим службам… Только идиоты вроде меня ничего не предусмотрели…
Подготавливая в 1960 году книгу о поимке Эйхмана, я терпеливо поднимался по ступеням иерархической лестницы израильских «параллельных служб». Тогда я и вспомнил слова, брошенные на допросе разочарованным, но неизменно высокомерным офицером СС. Наконец я оказался в скромной квартире, расположенной в квартале неподалеку от Бастилии. Один из главных «охотников», которые схватили за шиворот организатора геноцида, жил в том же городе, что и я.
Человек, встретивший меня, расположился в темном углу, очевидно плохо перенося яркий свет настольной лампы. Он сидел в широком кресле, согнув ноги. Его массивная голова казалась высеченной из мрамора. Ему стоило, по-видимому, больших усилий заставить себя рассказывать о событиях мировой войны, равно как о его охоте за нацистами.
— Итак, Мартин Борман жив?
Это был мой первой вопрос, заданный в упор.
Неподвижный взгляд темных и печальных глаз. Затем он сказал:
— Вот уж кто живее всех! Я сам его преследовал во время различных экспедиций, которые мы организовывали до 1958 года. Теперь другие люди сменили нас…
Я обещал М. Ф., как я называл его позднее в моих статьях, сохранить в тайне его настоящее имя.
— Под каким же именем, — спросил я, — живет сейчас главный сообщник фюрера?
М. Ф. снял свои очки, тщательно протер их и снова водрузил на нос. Слегка улыбнулся:
— Гольдштейн! Множество бывших нацистских беглецов в Латинской Америке выдает себя за немецких евреев, отказывающихся вернуться на Рейн. Такая маскировка им весьма удобна, и, что весьма любопытно, к ней позволено прибегать лишь самым главным из них.
Я знал от друзей, что М. Ф. истратил все свое состояние и неоднократно рисковал жизнью, пытаясь напасть на след Бормана на затерянных территориях Нового Света. В 1953 году его выводы были таковы: Борман жил тогда в Бразилии, замаскировавшись под европейского еврея-коммерсанта. Очевидно, у него было достаточно средств… А вот М. Ф. пришлось несколько раз прерывать свой поиск из-за недостатка денег. Преступники зачастую лучше оснащены и обеспечены, нежели правосудие, которое им противостоит. Эта истина хорошо известна тем, кто следит за метаморфозами мафии СС!
Как бы прочитав мои мысли, М. Ф. прервал молчание:
— Действительно, Борман — большой ловкач. Он всегда был первой скрипкой в партийной канцелярии НСДАП. Сила Бормана состояла в том, что он никогда не покидал Адольфа Гитлера. Он был его верным псом, его тенью. Всегда находясь рядом с диктатором-мистиком, часто погруженным в депрессию, нерешительным и неустойчивым, особенно после Сталинграда, Борман воплощал саму непреклонность национал-социализма. Он стоял у истоков всех декретов и приказов, столь роковых для многих народов Европы, а в конечном счете для самой Германии. Шла ли речь о создании специальных военных частей, об уничтожении поляков и романских народов, о ликвидации евреев — повсюду под приказами, адресованными генералу Йодлю, губернатору Польши Франку и даже самому маршалу Герингу, неизменно стояла подпись рейхсляйтера Бормана. В 1945 году телеграмма, исключающая маршала из нацистской партии, была подсказана и подписана Борманом.
Мой хозяин был прав. Я и сам изучил множество досье и знал, что всемогущие Геринг и Гиммлер никогда не осмеливались нападать на него, и тем более в открытую. А их коварные доносы и наветы вызывали у фюрера приступы бешеного гнева. Получалось так потому, что Борман всегда одерживал верх над коалициями любых прихлебателей Гитлера. Сверяя жизнь по часам своего хозяина, он никогда не ложился спать раньше двух часов ночи. Борман знал, что после обеда фюрер загрузит его сотней поручений и директив, которые необходимо перепоручить огромному административному и военному аппарату, действующему «в мировых масштабах». Ни один человек, как бы высоко он ни стоял, ни один министр или посол не могли встретиться с Гитлером, минуя приемную редко улыбавшегося Бормана.