Опять меня густо окружает запах духовитых растений в теплицах, знакомой такой непростой травы.
Или чем она там считается в растениеводстве? Может какой-то многолетний кустарник?
— Я профессор Звягинцев, отстал от экспедиции, потерялся в горах, — начинаю я уже знакомую тему. — Не пустите ли переночевать усталого и голодного путника в свой дом?
Алабай меня опять чуть не прихватывает зубами с радостным восторгом, однако Зураб его крепко удерживает. Удерживает и отправляет в загородку, приказав мне посетить туалет на ночь.
«Ну, все прямо так же, как в тот раз, идет», — улыбаюсь я в ночи, однако теперь схожесть с прошлым моим визитом пора уже окончательно отменить.
Начать новую историю нашей встречи уже без такого заметного доминирования хозяина надо мной, чтобы не терять время, не знакомиться с человеческой подлостью и его друзьями-подельниками.
Да и вообще не разводить лишнюю суету перед сильно второстепенными персонажами моей здешней истории.
Особенно, когда алабай заперт в своей загородке, а мне сейчас и потом тоже не придется бить или калечить ни в чем не повинную собаку.
Поэтому я после туалета не мою руки под рукомойником, а аккуратно ставлю лампу на траву под ноги хозяина. Потом прихватываю его за вторую руку с ружьем и слегка ударяю по затылку ладонью. На первое мое движение Зураб успевает среагировать и даже отдергивает ружье в сторону, но больше ничего не может сделать.
Не успевший представиться мне крепкий мужчина падает носом в траву, ружье остается у меня в руке, только верная собака истошно завывает за оградой и начинает бросаться на калитку.
Сначала я достаю загодя приготовленную синтетическую бечевку и ловко скручиваю теперь уже моему пленнику руки. Потом подхожу к калитке и обматываю закрывашку, чтобы она не выскочила от ударов, трясущих ее могучими лапами алабая. Собакен тут же пытается просунуть свою широченную морду в узкую щель, чтобы добраться до моей руки.
Однако только получает в ответ пальцем по огромному носу и, взвизгнув, бросается на брюхо, чтобы переждать болезненные ощущения, закрыв гигантскими лапами свой пострадавший орган.
В этот момент уже и хозяин пса приходит в себя, теперь ругается за такое подлое нападение. Еще дергается изо всех сил, пытаясь порвать веревку и подняться на ноги. Приходится его пинком столкнуть с колен снова на землю плашмя, потом усесться на него и обмотать второй веревкой уже ноги.
— Хватит уже провоцировать смелую собаку своей невнятной руганью и активным сопротивлением! — предупреждаю его я.
После чего подхватываю его под мышкой одной рукой и волоку по земле в дом.
Достаю из кармана пиджака налобный фонарик, открываю дверь и осматриваюсь пока на первом этаже.
Здесь все осталось точно так же, как и тогда, насколько я помню.
Потом надеваю нитяные перчатки, возвращаюсь за ружьем, заодно проверяя собаку, которая снова внезапно бросается на ограду, сотрясая калитку.
— Ах ты, какой песик коварный! Ну, полай-полай, все равно никто не услышит! Места тут совсем дикие! А кто услышит из местных, проверять не пойдет! И так все подозревают, что ничем хорошим подобное любопытство не закончится.
Выламываю двухметровую жердь из забора, такую с торчащими сучками, и возвращаюсь обратно в дом.
Хозяин пытается отползти в сторону, чтобы добраться до стола с ножом и вилками.
«Да, я хорошо помню, Зураб до самого конца тогда не сдавался, все ругался, сквернословил и пинался, как мог», — вспоминаю я былое.
Поэтому будет зафиксирован серьезно и без шуток, придется его снова в беспамятство отправить.
Что я и делаю новым ударом по затылку, быстро разрезаю веревку пополам, прикручиваю одну руку к жерди, ее саму просовываю за железной печкой. Подтягиваю тело поближе к самой печке и прихватываю вторую руку к другому концу крепкой деревяшки. Теперь несколько рядов бечевки держат руки на виду, только нужно еще ноги зафиксировать, что бы Зураб не смог сломать жердь, упершись в печку коленами.
— Все, зафиксирован, теперь не денется никуда мой бывший хозяин жизни и смерти. Но экзамен на человечность и прочие достоинства он уже не сдал однозначно, поэтому я тоже лишней заботой о нем страдать не стану, — негромко говорю себе.
Фиксирую ноги длинной веревкой на растяжку, чтобы у Зураба уже не было никаких шансов освободиться.
«Ну, у настоящего гильдейского специалиста и так никто никогда не выскользнет из пут, если он подобным делом всерьез займется», — напоминаю себе.