Как все оно получится в итоге с подобной идеей — да кто его знает?
Я все же не государственный деятель высокого ранга. В Политбюро сроду не заседал, в министерствах карьеру ни разу не делал.
Все такие штуки подсмотрел у своей тогда еще родной российской власти. Насчет той самой вертикали, полномочных представителей императора, контроля прессы и вот теперь новой структуры — КГБ для борьбы с агентами иностранного влияния.
Возможно мои нововведения как-то сработает в новых условиях, возможно даже очень хорошо и на опережение.
Николай Второй посмотрел свои заметки, продолжает меня дальше вводить в список своих готовящихся изменений:
— С газетами и ужесточением цензуры вопрос пока обсуждается. Все мои советники против таких драконовских мер, как вы предлагаете, с конфискациями и серьезными сроками. Не хотят поднимать вопрос, откровенно побаиваются недовольства хозяев газет и широкой общественности, — задумчиво продолжает давать мне отчет император.
— Понятна вполне их реакция. Да, государь, сам вопрос гораздо более болезненный для ваших врагов. Именно на полное доминирование в печатных органах они и рассчитывают, поэтому будут сражаться на смерть за право писать все, что захотят сами и что им из посольств иностранных настоятельно присылают к исполнению. Но сам закон необходимо будет опубликовать до созыва Четвертой Думы, при новом составе депутатов его уже принять не получится. И еще хорошо бы к этому времени иметь хотя бы частично сформированные органы комитета госбезопасности, потому что вопросы о клевете будут прорабатывать именно они. Полиция с таким делом сама не справится, да просто перекупят ее с ходу хозяева газет.
— Вы думаете такое поручить именно новому комитету? — немного удивлен император.
— Государь, а кому же еще? Не депутатскому же комитету по свободе печати! — говорю я с понятным юмором.
— Комитет госбезопасности борется с врагами страны и самодержавия, а все клевещущие на нашу прекрасную страну — есть наймиты иностранных разведок и враги русского народа! Такой должен быть постоянный посыл всем газетчикам! Допустима только легкая критика отдельных личностей без перехода на основы государства.
— Но такая цензура вызовет кучу недовольства среди народа! — почему-то недоволен император, хотя именно такая постоянно ведущаяся дезинформация в прессе подрывает устои его правления в первую очередь.
— Пусть лучше один раз вызовет, чем будет подогреваться годами в каждой напечатанной статье! — не уступаю я. — Поймите, государь, о чем мы можем сейчас говорить? Про какую цензуру? Пишут все, что хотят и что сами придумают! Гонять по редакциям полицию и заставлять ее бороться в судах с хорошо образованными адвокатами, нанятыми хозяевами прессы за большие деньги — совсем безнадежное дело! Они полицию — хозяева, редактора и журналисты — просто ни во что не ставят, защищенные огромными деньгами и законом. Только комитет госбезопасности и только новые, более жесткие законы смогут переломить опаснейшую тенденцию в стране. Например, написали клевету про воровство Великих князей, если, конечно, без имеющихся прямых доказательств — нанесли серьезный удар по престижу государства! Или докажи на месте, или пожалте проследовать на пять лет в камеру.
— Конечно, я так говорю для примера, государь, именно про князей, — объясняю я на его недовольный взгляд в мою сторону.
— Дела нужно рассматривать быстро и без излишней снисходительности именно из-за угрозы государству. Одна-две-три посадки зарвавшихся щелкоперов, тут же все остальные начнут гораздо внимательнее относиться к своим словам. Не нужно сажать всех, дай бог — один процент или доли от него от общего числа журналистов и редакторов, но тенденция должна быть задана непререкаемая.
— Думаю, за три месяца новый закон пройдет одобрение во всех министерствах и к октябрю будет принят, — подумав, обещает мне император.
— Хорошо бы, государь, а то потом ждать еще четыре года или снова Думу разгонять. А отсюда мы приходим к той идее, что придется сначала посадить пару самых дерзких фабрикантов или промышленников, именно для острастки.
— Кого же именно?
— У меня есть несколько фамилий на примете, — ответил я и положил перед царем список.