Я накидываю на худенькое тело с солидной грудью сорочку, кожа покрыта ожогами и синяками, но судя по яростно сверкающим глазам девушка не сломлена окончательно. Я наклоняюсь над ней и разрезаю первый кожаный ремешок на левой руке, который сильно впился в кожу. Ремешок оказывается не один, есть и страховочный, которым прихвачены локти, чтобы уменьшить возможность выбраться из такого положения жертве.
Очень продуманные уроды, настоящие твари и я при виде жертв семейства Рыжих испытываю теперь даже гордость какую-то, что смог искоренить таких нелюдей в Черноземье.
И вообще, никакой жалости, больше они никого не смогут пытать в глубине подвалов.
Уже не так важно, пойдет ли след убийств за мной в Астор, они слишком рано и быстро умерли, как я понимаю, увидев девушку и мужика, которому пришлось гораздо хуже, чем ей.
Освобождаю вторую руку, девушка садится с трудом и подставляет мне затылок, на котором закреплен кляп, когда я срезаю опять же кожаный ремень, она вытаскивает его изо рта, кляп похож на какую-то игрушку из секс-шопа, местное производство самих Рыжих.
— Где они? Где эти твари? — спрашивает девушка на плохеньком черноземельском языке, похоже, что она и правда из местных.
Голос у нее скрипучий и невнятный, она показывает мне на полное ведро воды с ковшиком в нем, стоящее рядом, я подаю ей напиться и делаю это еще два раза, пока она смогла утолить жажду.
— Отвернись, — командует девушка и быстро натягивает на себя сорочку, потому что своей одежды рядом она не видит.
— Где они? — снова настойчивый вопрос.
— На первом и втором этажах. На третьем их женщины.
— Такие же твари, — злобно бросает девушка. — Они все знают, что творят их мужики. Мы для них как тараканы.
— Уже нет, — отвечаю я. — Теперь они — никто. Просто мертвые тела.
Девушка поднимается. Ее шатает, но она твердо настроена больше не попасть в путы и не оказаться на этом каменном ложе. Она подхватывает лежащие рядом со вторым пленником клещи и еще молоток, осматривается и обращает внимание на притихшего узника.
Хищная радость озаряет ее лицо и она подскакивает к нему. Саму еще шатает, но она, держа в руках инструменты, наваливается ему на плечи со своей оставшейся в худеньком теле силой, мужик издает дикий вой, переходящий в невнятное бульканье.
Я не понимаю, что здесь происходит, но сосредоточенная на мести девушка, готовая драться сразу, как только я ее развязал, мне нравится.
Поэтому я осторожно спрашиваю ее:
— Почему ты так с ним?
— Он и продал меня этим Рыжим по договоренности, оглушил сзади, когда я пришла наниматься к нему на работу. Потом продал уродам, да что-то с ними не поделил, не знаю, что именно. Может просто им некого оказалось мучить и издеваться. В общем он оказался в этом кресле вместе со мной. Меня только насиловали и немного мучили. Его же пытали по-настоящему, — отрывисто бросает девушка.
— Точно пытали? — я удивлен, хотя чего-то такого и ожидал от нелюдей.
— Еще как, он выл и ходил под себя постоянно. За это его посадили на острый колышек и каждый день добавляют к нему кусок, заставляя его признаваться во всем. Что плохо думал о таких хороших нелюдях, что трахал мертвых людей и животных, что его мать — грязная шлюха. В общем его быстро сломали и когда их уже нет рядом, он продолжает плакать, биться головой о спинку кресла и укорять себя, что так плохо вел себя с такими достойными Рыжими. Очень старается выжить, только из этого подвала живым никто не выходит.
— Ты сможешь выйти, — говорю я девушке, и она долго смотрит мне в глаза, которые одни видны на моем лице.
— Ты точно убил всех?
— Вроде да, может, что еще кто-то и дышит, но уже на пороге смерти.
— Хорошо, я займусь их телами позже, сначала этот заплатит за свое предательство мне.
И она опять навалилась ему на плечи, заставив снова завыть и потерять сознание.
— А сейчас ты что делаешь?
— Сам посмотри, загляни под его кресло.
Я заглянул и точно, через обгаженное отверстие в кресле виден вставленный колышек, упирающийся в крепление на полу, и уходящий в задний проход мужика, как я могу догадаться. Колышек оказался непростым, с парой дополнительных насадок, которыми увеличивают его длину, чтобы жертва постоянно мучилась. Рядом стоит еще несколько таких, в три пальца высотой, насадок, ожидая своей очереди. Мужик оказался привязан за руки к поручням, тоже в двух местах, по локтям и кистям и еще прихвачен за колени такими же кожаными ремешками. Чтобы не мог елозить, пытаясь избавить свою задницу от кола.
— Так он все равно умрет, — говорю я. — Кол, на который он посажен, порвал все внутренности.
— Одно меня радовало, когда Рыжие рвали меня своими гигантскими елдаками, это то, как выл он, когда ему рвали клещами за все, что можно было прихватить, — выговаривает она своим мыслям.
— Да, умрет, но оставим его так, пусть его найдут в таком положении, — просит меня девушка и убегает наверх, шлепая босыми ногами, сжимая в руках клещи и молоток.
До чего крепкая дочь степей, впрочем они рожают в поле безо всякой помощи со стороны.
Вскоре сверху раздаются удары, но мне не до этого, за каменным ложем из песчаника, залитым кровью девушки, камень показал тайник в стене, прикрытой каким-то каменным цилиндром, довольно большим и тяжелым. На нем лежат инструменты, которые здесь используются в качестве пыточных приспособлений, я просто сбрасываю их на пол, который здесь тоже сложен из правильных каменных плит.
— Чтобы легче отмывать было, — понимаю я и двигаю в сторону цилиндр, в котором веса под центнер, упираясь всем телом.
Только моя сила, превосходящая даже силу Рыжих, дает мне возможность вскоре убедиться в том, что в стене имеется дверца. Я еще двигаю цилиндр в сторону, чтобы она открылась хотя бы под прямым углом и подбираю ключ в тайнику.
Удары сверху все раздаются и я решаю подняться в лавку, чтобы проверить, что там делает спасенная.
Она явно пугается, когда я появляюсь в двери, отпрыгивает, замахиваясь молотком и я вижу неприятную картину для каждого мужчины, могущего такое себе представить. Девушка стащила с каждого Рыжего штаны и теперь отрывает клещами мужские органы, разбивая притом яйца на каменном полу. Не знаю, насколько у нее получается, но выглядит все настолько отвратительно, что меня сразу же начинает подташнивать.
Я спускаюсь вниз, не собираясь ничего говорить жертве, которая хоть таким способом пытается что-то доказать напоследок своим насильникам и их сородичам. Может у них в степи такие нормы и понятия, не мое это дело.
Хорошо, что я все уже там обыскал и теперь могу подняться наверх на третий этаж, не опуская глаза на то, что там теперь на полу.
Постукивания продолжаются, я же возвращаюсь к тайнику, не подходя взглянуть в искаженное лицо сидящего на колышке подельника Рыжих.
Зачем мне это, еще потом приснится чего. Других дел много, пора открывать тайник и вытаскивать из него богатейства местного клана.
Так, ключ подобран, толстенная и увесистая дверка распахнута с помощью клинка и я жду пару минут, не вылетит ли птичка. Узник, насколько я слышу, пытается дышать очень короткими вздохами, чтобы меньше мучиться и кажется скоро помрет. Я уже принюхался к спертому воздуху или через выломанную дверь заходит свежий?
Не дождавшись никакой заподлянки, я достаю металлическое зеркальце на длинной ручке и пытаюсь рассмотреть, что в тайнике. Видно плохо, только мешочки лежат спереди, достаю их по очереди клинком и складываю в сторонке, потом какой-то ящичек, его тоже вытаскиваю клинком, зацепив за ручку.
Вроде все, шесть мешочков и один ящичек, ларец наверху и еще что-то есть в одной винной бочке.
Стуки сверху, вроде, поутихли, чтобы потом с новой силой и азартом снова начаться.
Девушка что-то кричит со второго этажа и я поднимаюсь туда, стараясь не наступить на что-то и не рассматривать внимательно, что она здесь натворила.
— Один еще жив был, ну я ему напоследок яичницу расколотила! — восторженно кричит она, глядя на одного из щитоносцев.
— Всех оприходовала? — спрашиваю я.
— Всех, еще бабы остались.
— Давай с ними потом. Пойдем наверх, поговорим. Сходи, умойся, — предлагаю я, видя ее забрызганное чем-то лицо и безумные глаза.
Она соглашается, и исчезает внизу.