— Да, помню-помню, — сверкнули во тьме глаза Аруэтто. — И все же они похожи на крестьян. Пусть у молодости всегда много кипучей силы, но я бы на их месте уже спал бы от изнеможения.
— Готов поклясться, они работают в поле от рассвета до полудня, потом спят до сумерек, а потом опять работают до темноты.
— То есть полдня?
— Нет, думаю, всего часов восемь. Все жаркое время дня они спят, вот и все.
— Ну это если они действительно спят, — вставил Савл.
— Поскольку мы не располагаем противоположными сведениями... — вздохнул Мэт.
Аруэтто заторопился вперед.
— Давайте подойдем поближе! Мне бы хотелось услышать их песню!
Они пошли было вперед, но тут тропинку загородило нечто огромное и лохматое, и знакомый басок провозгласил:
— Вот радостная встреча, чародей!
Савл, ругаясь на чем свет стоит, попятился. Аруэтто, тихо ахнув, попятился за ним. А Мэт, нисколечко не испугавшись, улыбнулся.
— Манни! Как ты меня разыскал?
— Разыскать тебя я не смог, — ответил мантикор. — Ну а раз не смог, то вместо тебя разыскал Паскаля. Но денежек у него не имелось, поэтому кормил он меня в долг — всем окрестным крестьянам обещал, что за скотину расплатишься ты, как только вернешься.
— Вот это называется настоящая вера! Все верно, я сбежал из тюрьмы и выдам Паскалю несколько дукатов, чтобы он расплатился со всеми, кому должен. Ему никто не угрожал?
— К несчастью, нет, — вздохнул Манни. — Попадись мне убийца, я бы мигом забыл про данную тебе клятву не кушать людей. Когда тебя нет рядом с Паскалем, у него такая спокойная жизнь!
— Не он первый, у кого так получается, — пробурчал Мэт. — Ладно, пойдем поболтаем с ним. Ты, Манни, не высовывайся.
— Как скажешь, чародей. — Сверкнули два белых полумесяца. — А я рад тебя видеть снова.
— И я тебя тоже очень рад видеть. — Мэт поднял руку и погладил стену коричневой шерсти. — Ладно, а сейчас пойди спрячься, договорились?
— Скатертью дорожка, — пожелал Манни и исчез во тьме за густыми зарослями.
Несколько мгновений стояла полная тишина. Потом Аруэтто дрожащим голосом спросил:
— Это был ман-ти-кор?
— Он самый, — подтвердил Мэт. — Вас я бы не смог обмануть.
— Старик, ну у тебя и приятели, я тебе доложу! — вырвалось у Савла.
— Знаешь что? Ты своего тролля вспомни, Савл. Ладно, пошли подойдем к моим самым последним знакомым и посмотрим, что за песенки они поют.
Они — Мэт не ошибся, ибо к солирующему голосу уже присоединился хор. Когда Мэт, Савл и Аруэтто вышли из-под деревьев, стали отчетливо слышны слова последнего куплета. Естественно, звучали обещания вечной любви и радости в том случае, если бы барышня выразила согласие бежать вместе с певцом. А вот и он сам. Сидит за столом под открытым небом, на столе — несколько свечей, вставленных в бутылки с обрезанными горлышками, и смотрит в глаза возлюбленной. Он — Паскаль, а глядящая на него с обожанием дама — конечно, Фламиния.
Мэт остолбенел от изумления.
— Который из них твой юный друг, верховный Маг? — спросил Аруэтто.
— Тот, что пел, — ответил Мэт. — А я и не знал, что он умеет петь.
Аруэтто обернулся, посмотрел на ошарашенного Мэта и сказал:
— Любовь творит с людьми чудеса, верховный Маг!
— Воистину чудеса! Насколько я помню, у него и слуха-то не было!
— Наверное, ты его все же недостаточно хорошо знал, — предположил Савл.
— Думаю, ты прав. И ведь он предоставлял мне на полную катушку играть роль менестреля, каков мерзавец! — притворно возмутился Мэт и зашагал к столу, безмерно радуясь тому, что его юные друзья живы, здоровы и счастливы, но все же негодуя на Паскаля за то, что тот скрывал от него свои таланты.
Паскаль поцеловал Фламинию, а все остальные радостно вскричали. Влюбленные ни на кого не обращали внимания. Они оторвались друг от друга только тогда, когда кто-то из молодых людей заметил Мэта. Он встал, готовый в случае необходимости защищаться, но между тем лицо у него было открытое и дружелюбное.
— Добрый вечер, друг. Зачем ты пришел к нам?
Паскаль всмотрелся в темноту и вскочил на ноги.
— Друг Мэтью! — воскликнул он и обнял Мэта за плечи. — Как же я рад видеть тебя живым и здоровым! Я все волновался, как ты там один в городе.
— Я за тебя тоже поволновался маленько. — Мэт хлопнул Паскаля по плечу. — Но, как я посмотрю, у тебя все в порядке. А как ты познакомился с этими людьми?
— Ну, как... мы очутились прямо посреди их поля, а они оказались достаточно добры и позволили нам остаться.
— Какая уж тут доброта — просто нам нужны были лишние руки, — сказал молодой человек с каштановыми волосами, а рыжеволосая девушка, сидевшая рядом с ним, добавила:
— Для того, у кого такой чудный голос, у нас всегда приют найдется.
— Спасибо вам, друзья, — поблагодарил Паскаль. — Но, надеюсь, свою долю в работе на поле я тоже вношу?
— О, конечно! — воскликнул мускулистый юноша, чьи белокурые волосы странно контрастировали с темным загаром. — И ты неплохо разбираешься в сельском труде.
— Спасибо тебе, Эскрибо, — улыбнулся Паскаль. — В конце концов я сын сквайра, и эта работа мне знакома.
Мэт заметил: Паскаль ни словом не обмолвился о том, что действительно трудился на поле.
— А поля у вас что надо, — заметил Мэт.
— Это верно, — кивнул Эскрибо. — Если повезет, мы неплохо выручим за наш первый урожай.
— Первый? — Мэт огляделся по сторонам. — Так вы, стало быть, первый год хозяйничаете?
— Первый, — ответил Эскрибо. — Король понизил налоги, ну и мой отец купил землю у тех, кто захотел уйти работать в Венарру. Мой отец чуть было не отчаялся: ему одному не под силу было возделать столько земли — ну я и бросил работу в одной гостинице в Венарре и пришел сюда, чтобы помогать ему... Но вскоре мы поняли, что и вдвоем нам не поднять столько акров, вот я и позвал своих приятелей, которые только и делали, что торчали в гостинице в ожидании работы, а им работу давали всего-то дня на два-три, ну и они вот тоже пришли и помогают нам.
— Но мы выросли в городе, — сказала одна из девушек, — и ничего не знали о сельском труде.
— Да, но вы способные ученицы, — похвалил девушек Эскрибо, и все рассмеялись.
Мэт подумал, что это у них какая-то своя шутка, и уже решил не спрашивать, но тут подал голос Аруэтто:
— А где вы научились красиво говорить?
— Конечно же, у придворных, которые останавливались у нас в гостинице, — ответил Эскрибо. — Эта гостиница была самой чудесной в Венарре, и дворяне останавливались там со своими семействами и снимали комнаты до тех пор, пока король Бонкорро не давал им комнаты во дворце. Вот почему частенько там выпадала лишняя работа.
— И поэтому молодежь всегда слонялась около гостиницы в ожидании этой самой работы.
— Значит, вы слышали, как благородные господа толкуют о поэзии?
— Чаще — их учителя, которые давали сыновьям вельмож уроки, распивая с ними вино, — ответил Эскрибо. — Нам их разговоры казались очень интересными, хотелось самим попробовать сочинять стихи. Но у нас останавливались также художники и скульпторы, которых король пригласил украшать свой замок, а еще строители нового дворца, который он сейчас строит для себя, ну, также купцы, которые привозили во дворец товары, а они рассказывали всякие чудеса про мусульманские страны.
— А купцы сумели позаимствовать у мусульманских ученых кое-какие знания?
— И даже кое-какие книжки, — ответил темноволосый юноша. — Они разрешали нам пробежать глазами главу-другую, пока сами обедали.
— Но вот дара слагать стихи, такого, как у нашего нового друга, нет ни у кого из нас. — Эскрибо повернулся к Паскалю. — Он говорит, что нигде этому не учился!
— Не учился, — покачал головой Паскаль и зарделся. — Вы очень добры ко мне, но у меня, и правда, мало умения в этом деле.
— Вероятно, ты слишком скромен, юноша, — сказал Аруэтто. — Позволь нам выслушать твои стихи.