компонент моей фигуры. И, судя по его довольной физиономии, не совсем согласен с моим мнением.
У меня заколотилось сердце, а вся невозмутимость испарилась в мгновение ока. Уши моментально загорелись — а ведь они не закрыты ни волосами, ни капором. С одной стороны — приятно, когда мужчины находят тебя привлекательной. Но с другой…
Взгляд Ральфа меня смущал. Выводил из равновесия. И я не могла понять: радует меня его внимание или больше пугает. Наконец он понял, что я за ним наблюдаю, но нимало не смутился.
— Посмотрела? — спросил он, как ни в чем не бывало. — Запомни себя такой, Бренна. Такой, как вошла сюда, ты уже не будешь. Никогда.
Не зная, что ответить, я отошла от зеркала. Смотреть в него вдруг стало жутковато.
— Твоя комната на втором этаже. Ужин туда уже доставили. И твой саквояж — тоже.
Ужин, вот как? А ведь мы летели всего пару-тройку часов. Видимо, время здесь течет иначе.
— Номер двести четыре. Тебя проводить или найдешь сама? — он поднял бровь.
Нет уж, спасибо. Лучше сама.
— Я справлюсь, — вежливо ответила я, не дожидаясь его комментариев.
По лестнице направо. Устраивайся. И заранее — спокойной ночи, вряд ли мы еще увидимся сегодня.
В восемь утра встречаемся здесь. Ах, да! Если после отбоя тебя не окажется в комнате — замок защелкнется, и ты не сможешь вернуться. Будь внимательна.
Махнув мне рукой на прощание, он покинул вестибюль, а я осмотрелась в поисках лестницы.
Лестница освещалась электрическим факелом — но лишь в самом низу. Пройдя один пролет, я уже с трудом различала носки туфель — ни окна, ни другого источника освещения тут не было. А
следующие десять ступеней я вообще шагала в полнейшей темноте, опираясь рукой о шершавую стену. Кто это придумал, интересно? А если споткнусь и упаду? Что ушибусь, полбеды — человек регенерирует. А вот если сломается скрипка, будет невыразимо жаль. Во-первых, другою мне здесь вряд ли удастся найти. А во-вторых, это подарок одного… друга, о котором мне хотелось бы сохранить самые добрые воспоминания. И скрипка — главное из них.
Наконец, я поднялась на второй этаж и повернула направо, как и говорил Ральф. Коридор освещался такими же факелами. Электрический свет был синеватым, холодным, и оттого каменные стены казались даже более мрачными, чем были на самом деле. На полу не было ни дорожки, ни даже досок — все та же незамысловатая плитка. По одну сторону — ряды полукруглых дверей с маленькими окошками — ах да, бывшая тюрьма же. И точно ли бывшая — еще предстоит выяснить.
Я вглядывалась в номера, написанные просто мелом, высматривая двести четвертый. Запоздало сообразила, что Ральф не дал мне даже ключа. Но беспокоилась я напрасно: вот и моя комната, а ключ торчит в замке. Лишь только я подошла и взялась за него, как факел, висящий сбоку, запылал ярче. Что ж, хоть это радует. Повернув ключ, я открыла дверь в темноту. Но стоило войти — и на стене тоже загорелся факел. Тяжелый вздох вырвался из моей груди: мое новое пристанище тоже не блистало уютом. Если это и не камера, то келья уж точно. Никакой прихожей. Прямоугольная комната, в одном углу — узкая койка с матрасом и стопкой постельного белья, над ней — одинокая полка. В другом — стол, на котором стоит накрытый салфеткой поднос, а рядом на полу — стул, в третьем — массивный двустворчатый шкаф. Что удивительно, в келье есть выход на балкон, чего в тюрьмах обычно не предусмотрено. Над дверью я разглядела поднятые жалюзи. В четвертом углу, слава стихиям, раковина с нормальным краном. Я первым делом подошла и проверила: вода есть, горячая и холодная.
— А удобства, видимо, на этаже — сказала я вслух, закручивая вентиль.
— Здесь не отель, фейри, — раздался голос со стороны балкона.
Я резко обернулась.
На фоне темнеющего неба появился мужской силуэт.
Глава вторая
Человек бесшумно ступил в комнату, оказавшись в пятне света. Высокий, широкий в плечах.
Единственный шаг, который он сделал, выдавал в нем гибкость. Темные, слегка вьющиеся волосы упали на высокий лоб — гость, мотнув головой, откинул их назад, видимо, привычным для него жестом. Глаза, почти черные, смотрели пытливо, в них мерцали отблески факела. Я невольно отступила. Парень, судя по всему, был моим ровесником, а значит — еще одним выпускником. Вот только вместо мантии-пончо на нем красовался пушистый бордовый свитер и джинсы.
— Значит, это ты седьмая, — не спросил — сделал заключение гость. Голос был низким и глубоким.
Про такой говорят: «бархатный». — Зачем ты здесь?
— Ты меня спрашиваешь? — возмутилась я. — Со мной не советовались. Поставили перед фактом. Если честно, я до сих пор не понимаю, почему согласилась.