Среднее — когда просто привязались и два одиночества нашли друг друга.
Но истинная Любовь — это потребность. Потребность в ком-то другом, в том, кто также испытывает потребность в тебе, в том, кто понимает, что ваши качества замечательны. В том, кто видит и знает, зачем нужен этот человек. Или не знает, потому что не хочет знать, или ему просто не нужно объяснять всё это. То, что необходимо, и так чувствуется. Всё воспринимается как нечто само собой разумеющееся.
Пока я размышлял о любви, монстры начали атаку. Любовь делала меня сильнее, увереннее и гораздо более опаснее, чем если бы я был один.
Нет никакого смысла в том, чтобы бояться любви. Такое может привести к непоправимым последствиям.
Монстры приближались. Желтоусый подтянул ко мне когти и схватил за ляжку.
Какой-нибудь карикатурный злодей из художественного произведения захочет похитить важного для соперника человека, например, любимую, и утащить её куда-нибудь далеко в глубинку, чтобы вести шантаж.
В моём случае любимая не пойми где, соответственно, монстры до неё не доберутся.
Я должен победить их, чтобы вернуться к Ирэн, обнять, поддержать, потрогать пальцами её губы.
Мяч для крикета начал раскаляться и дал такую тепловую волну, что у меня начали обгорать ресницы.
Эдуарда настигли суровые, жёсткие испытания, которые могут показаться нелепыми, но я не боюсь этого, потому что подобные ситуации могут уничтожить личность. А кто ты без личности?
Любовь — то, чего всё-таки нужно добиваться. Если она приходит в руки сама, то у тебя нет возможности проверить её на прочность. Какая же это Любовь. Лайонел, преданный оруженосец, мне служит, несмотря на то, что я изгнанник и неперспективный хозяин, настолько неперспективный, что, может быть, даже нелогично испытывать ко мне какую-то привязанность. Но тем не менее он на это идёт и не оставляет меня. Почему? Потому что, наверное, считает меня другом.
Правильно быть кому-то другом. Это важная роль, важная цель. Да, именно цель. Безрукий Слендермен прыгнул на меня. Ещё чуть-чуть, и он коснётся моей плоти. Почему-то я подсознательно чувствовал, наверное, благодаря знаниям, которые заложил в меня Метижес, что тактильный контакт с ним не закончится чем-то действительно хорошим.
Надо собраться. Я сконцентрировался на яростной атаке. Плюнул в чудовищ намотанной за всё это время на кулак «Зелёной арматурой», резко приложив сразу троих существ. Жёлтый монстр был разрезан на две части, ничего так и не успев сделать полезного в жизни.
Шар, наполненный магической энергией, так легко не сдался. Он перехватил острыми зубами моё заклинание и оттащил его на себя. В нём была такая сила, что, наверное, смог бы остановить поезд «Сапсан» на полном ходу. Рыча, он тащил меня к себе. От резкого рывка я потерял точку опоры и грохнулся. Что сказать, офигенно.
Я должен всех обезвредить! В этот момент я почувствовал, как моя голова начала взрываться изнутри от боли. Я понял, что тот газообразный монстр пытается парализовать меня болью и страхом.
Другой вопрос, что боль и страх в моём случае звучат, как атавизм.
Что мне терять? Если я сейчас не одержу победу, Первый дом устранит меня, лишив того, что мне дорого.
Если проиграю, больше не увижу Ирэн.
Мной двигали любовь и чувство, что нужно всё сделать правильно.
На красивой площади стояли колонны, их было много, они напоминали мне о театре.
Нет, я не позволю вам лишить меня красоты, я не позволю вам, поняли?
Представив, что мяч для крокета — это сигарета, я поджёг его «Багровым огнём», я взял его за суть, проник в самую глубину и забрал его страхи. Памятуя уроки Метижеса, я впитал их.
Я залез в его разум, и теперь шар боялся меня. Не я его, а он меня.
И меня должны бояться все, потому что я Эдуард из Первого дома.
Мяч для крокета в ужасе намеревался скрыться. Я сдавливал его в руке, как грецкий орех, я мял его, как испорченную туалетную бумагу.
Шар умер от страха, позорно пытаясь сбежать с поля битвы.
Так, кто ещё остаётся?
В воздухе возник Василий Берёзкин. Он эффектно левитировал и опустился прямо передо мной, раздавив Слендермена.
— Привет, мой старый друг, — сказал я.
Выглядел он сейчас как Сухожилый.
— Да, это моя настоящая внешность, а не ваш аристократический фальшивый лоск, — пробормотал Берёзкин.
— Интересно, интересно, — сказал я, размышляя об оставшемся в живых монстре.
— Ты боишься этих шавок? Они тебя не тронут, если я не захочу.