Марк сел рядом, не сводя глаз с жены.
А я наблюдал за показателями.
Магический поток стабилен.
Энергия распределяется равномерно.
Биоритмы в норме.
— Всё идёт как надо, — пробормотал я.
Кот прыгнул на панель управления.
— Пока что.
Четыре часа спустя капсула открылась. Сера вышла, слегка шатаясь, но улыбаясь.
— Я чувствовала… тепло. Как будто что-то шевелится внутри.
— Это магия, — сказал я. — Она теперь часть вас обоих.
Марк обнял жену, а я записал первые данные.
День первый: успех.
Тени прошлого
Ночью мне снова снились они.
Тени. Зеркала. Голос Изначального, шепчущий из глубин забытья.
— Ты думаешь, что побеждаешь? Ты лишь играешь в бога.
Я проснулся в холодном поту.
Кот сидел на груди, его глаз сверлил меня.
— Опять он?
— Да. — я сел, потирая виски. — Он не исчез. Он ждёт.
— Он всегда ждёт. — кот спрыгнул на пол. — Но сейчас у тебя другая задача.
Я взглянул на чертежи, разбросанные по столу.
Капсула.
Будущее.
Новая магия.
— Правда, — прошептал я.
И снова погрузился в работу.
Прорыв
Через месяц у нас было десять пар.
Через два — тридцать.
А на третий…
— Алекс! — Лина ворвалась в лабораторию, её глаза сияли. — У Серы анализ!
Я схватил пергамент.
Уровень магического резонанса плода: 74 %.
— Боже… — я опустился на стул. — Она работает.
Лина села напротив, её голос дрожал.
— Ты понимаешь, что это значит? Мы можем создать поколение магов. Не случайных, не избранных — запланированных.
Я посмотрел на капсулу.
— Или начать новую войну. Если Империя узнает…
— Они уже знают.
Мы обернулись.
В дверях стоял декан Артефакторики, его лицо было непроницаемо.
— Совет кафедр требует отчёта. Император… интересуется.
Кот зашипел.
Я медленно поднялся.
— Хорошо. — я улыбнулся. — Пусть придут. Я покажу им будущее.
Я проснулся в холодном поту, сердце колотилось так, будто пыталось вырваться из груди. Кот сидел на моей груди, его зеленый глаза сверлили меня, словно видя сквозь кожу прямо в душу.
— Опять он? — спросил кот, и его голос звучал не так, как обычно. Глубже. Старше.
— Да, — прошептал я, потирая виски, где пульсировала тупая боль. — Он не исчез. Он просто… изменил тактику.
Кот прыгнул на подоконник, его силуэт вырисовывался на фоне лунного света.
— Ты думал, что, разорвав связь, уничтожишь его? — он повернул голову, и в его глазах мелькнуло что-то древнее, чуждое. — Он старше этого мира, Алекс. Ты не избавишься от него, просто спрятав свои воспоминания в кристаллы.
Я сжал кулаки, чувствуя, как руны на костях отзываются слабым теплом.
— Тогда что мне делать?
— То, что ты уже делаешь, — кот зевнул, но в этом жесте не было расслабленности. — Создавай новое. Но будь готов к тому, что он ответит.
— Ответит?
— Он питается связями, Алекс. А что сильнее связывает людей, чем дети?
Ледяная волна прокатилась по спине.
— Ты думаешь, он пойдет за ними?
Кот не ответил. Он просто смотрел в окно, где луна медленно скрывалась за тучами.
— Проверь капсулу, — наконец сказал он. — И проверь тех, кто уже прошел через нее.
— Но Сера только начала…
— Проверь.
Утро застало меня в лаборатории. Капсула «Заря» стояла в центре комнаты, ее стеклянные стенки сверкали в первых лучах солнца. На первый взгляд, все было в порядке. Руны светились ровным голубым светом, магические проводники не показывали никаких аномалий.
Но что-то было не так.
Я провел рукой по поверхности капсулы, и в тот же миг на стекле проступил узор — тонкие, почти невидимые трещины, складывающиеся в знакомый символ.
Кулак.
Тот самый, что был эмблемой Сопротивления.
— Это невозможно, — пробормотал я.
— Возможно, — за моей спиной раздался голос Лины. Она стояла в дверях, ее лицо было бледным. — Алекс, ты должен увидеть это.
Она протянула мне лист пергамента. На нем был список — имена всех пар, которые согласились участвовать в испытаниях.
Рядом с каждым именем стояла пометка.
«Видел сны. Зеркала. Голос.»
— Все? — спросил я, чувствуя, как почва уходит из-под ног.
— Все, — подтвердила Лина. — Они описывают одно и то же. Темное зеркало. Голос, который предлагает… выбор.
— Какой выбор?
— Они не помнят. Но после пробуждения находят на теле следы.
— Какие следы?
Лина молча развернула рукав своей блузы. На внутренней стороне запястья, прямо над веной, был шрам — тонкий, как бумажный порез, но идеально ровный.