А может быть, это был не совсем конец? Совсем конца я не помню, задремал. Вроде и не утомительный день был, но вчерашняя нервотрепка наложилась на сегодняшнюю…
Проснулся я, когда уже стемнело. Фильм давно кончился, но проектор не потух, добросовестно освещая часть стены белым пятном. Блин, это ж он так аккумулятор посадит! Я хотел встать, чтобы его отключить, но почувствовал, что это не так-то просто: на мне лежали! Причем, такое ощущение, что на всем теле целиком!
Скосив глаза, я обнаружил, что Рина устроилась на моем левом плече, Ксюша — на правом. Лана спала, положив мне голову на одно колено (из чего следовало, что она сама лежала на коленях у Ксюши, но Ксюша большая, а Лана маленькая — видно, моей самой боевой подруге было не тяжело), Ксантиппа сидела на полу, привалившись головой к другому колену. А Левкиппа лежала на полу же, на подушке, опираясь спиной на мои ноги.
Как же я из них выпутаюсь? Неловко же будет…
Или нет?
А потом я вдруг ощутил странное. Мне стало так тепло… Так хорошо внутри… После всех этих боев, расчлененки, северного сияния над логовом Теней, меня словно в теплую ванну окунуло. И это тепло растапливало внутри мелкие льдинки, поселившиеся там после пулеметных очередей и боевой магии.
С этой счастливой мыслью я перевел взгляд на девочек, разглядывая их нежные спящие лица… ну, тех, кого мог видеть. А на остальных можно смотреть в магическом диапазоне… Так, стойте, что это?
Я вдруг заметил, что от предмета-компаньона каждой (ведь все они носили их на себе) теперь тянулось к их сердцу не одна нить, а две! Немного разного цвета. И одна значительно толще другой!
Блин, это что, я их сердца тоже связал⁈ Ой-ё…
p.s. Меланиппа больше не стесняется просить лайки, потому что это для Кирилла!
Глава 12
Интерлюдии: 1) Леонида Романова и разные лица, 1 января; 2) Леонида Романова и Аркадий Веселов, 2 января
Интерлюдия: Леонида Романова и разные лица, 1 января 833 года
Леониду разбудил звонок от мамы.
— Привет, доченька! — жизнерадостный голос ввинчивался куда-то под глазницы, ноющие от недосыпа. — Как там твой тортик?
— Привет, мамулечка! Все хорошо. Разрезала, зашила. Живой.
— Ой, ну отлично! Голосок-то у тебя какой усталый… Ты, наверное, сегодня к нам тогда уже не появишься?
Устало моргая, Леонида поглядела на часы, на окно. Шестнадцать двадцать пять, за окном синие зимние сумерки. Блин, заснула всего три часа назад!.. А теперь уже не заснуть снова, будет лежать, ворочаться… Не нужно было дремать в ординаторской: организм привычно решил, что больше пяти часов сна не дадут, и настроился на бодрствование.
— Нет, мам, не появлюсь, — вздохнула Леонида. — Я еле живая. И в церкви ведь вчера не была. Хочу сейчас сходить.
— Ну, Творец тебя благословит, он и так знает, что ты жизнь человеку спасала! Но, конечно, отдыхай, солнышко. Мы с папой тебя целуем. Саша с Аней и дети привет передают.
— Ага, им тоже привет.
Саша и Аня — брат и его жена. Они с детьми у родителей сидят, конечно, как водится первого числа. А Леонида вот, по ее собственному выражению, «резала тортик». Как-то так давно схохмила, и прижилось. У Аркадия вечно какая-нибудь операция, то плановая, то внеплановая, выпадала на праздник… Но родители и брат сами врачи, всегда относились с пониманием.
Хотя нет, в прошлом году это был не Аркадий, другой пациент. Точнее, пациентка. Но тоже с сердцем. Дочь военнослужащего, двенадцати лет, которая наблюдалась в их госпитале с рождения: генетический порок. Ей внезапно подошла очередь на трансплант… Леониде всегда старались пихнуть пациентов-детей и подростков — она считалась специалистом.
Кто-то умер под Снисхождение, а кто-то получил возможность прожить еще несколько лет.
Зевая, Леонида встала. Добрела до ванной. Умыться, кое-как одеться… Голову помыть? Нет, ладно, и так сойдет. Вечером помоет. Накраситься? Ну нафиг. Храм недалеко, только парк перейти, и там за кинотеатром… А может быть, и не пойдет она в храм. Может быть, просто посидит на лавочке в парке, подышит влажным зимним воздухом, на огоньки посмотрит. Так, треники, толстовка, ноги в унты, куртку поверх… Шапка? Опять же, нафиг. Да и куда ее закинула, когда пришла, теперь не вспомнить. В прихожей бардак…
Так же, позевывая, добралась до парка. Все тело болело, будто она тяжким физическим трудом занималась. А операция-то оказалась куда короче, чем обычно! Нервы потому что. Чего стоило страх подавить. И поверить в чудо. Тоже тяжелая работа. И Леониду, в отличие от детей-волшебников, в этом никакое Проклятье не поддерживает! Сама, все сама.